Мне кажется, будто я попал в другой мир, где наши законы больше не действуют. Ничего не дается легко. Что бы мы ни сделали, уходя отсюда, нас станут обвинять и ненавидеть. Никакая государственная мудрость не поможет выправить ситуацию. Бедняга Маунтбеттен совершенно раздавлен. Мы уже объявили, что уходим из Индии. Нам осталось лишь уйти. Но тогда начнется гражданская война. Ганди говорит, что уйти нам следует в любом случае и «смириться с кровавой бойней». Можете представить себе, какими малозначительными посреди всего этого кажутся мне мои личные неприятности. До отъезда я не говорил вам, что мы с Нелл расстались. Не говорил и того, что больше не считаю, будто меня ждет большое будущее гениального художника. В сегодняшней газете была статья о беспорядках в Калькутте и Бомбее. Поножовщина, взрывы, обливание кислотой. Напали на автомобиль, подожгли – четверо пассажиров сгорели заживо, умоляя о пощаде. Что мои злоключения перед лицом подобных страданий? Эд, прочитав это, скажет: «И где же твой Бог, который любовь?» Но ты, Китти, обязательно поддержишь меня, когда я отвечу, что добро в нас соседствует со злом, и мы должны верить в силу добра и стремиться к его победе.
27
Письмо было адресовано в Иденфилд-Плейс, но, пока оно шло, Китти и Памела уже вернулись в Ривер-фарм. Его принесла Луиза, и подруги читали его вместе, греясь на скамейке под апрельским солнышком.
– Боже! – воскликнула Луиза. – Кругом драмы!
Китти с удивлением осознала, что обрадовалась новости о расставании Ларри и Нелл.
– Мне всегда казалось, что эта девушка ему не подходит, – сказала она.
– Разумеется. Она не стоит Ларри.
– Правда, странно, что мы беседуем о Ларри, который так далеко?
«А сами все сидим здесь», – мысленно добавила Китти.
Долгая суровая зима окончилась, и все вернулось в привычную колею. Дни напролет Китти готовила и приводила в порядок старый дом, чтобы миссис Уиллис могла в нем прибраться, чинила одежду Памелы, помогала в деревенской церкви, ходила по магазинам в Льюисе, слушала новости по радио, читала Памеле и для себя. Дел все время оказывалось больше, чем времени, и все равно не отпускало чувство, будто она бездельничает. Китти завидовала Ларри и его индийскому путешествию.
У Луизы были свои печали – она никак не могла забеременеть.
– Я тебе говорила, что собираюсь сходить к знахарю? Мама уговорила. И Джорджа свожу.
– Ну, вреда от этого не будет, – заметила Китти.
– Видимо, скажет мне пить сырые яйца и завязать со спиртным или что-то в таком духе. Главное, чтобы не советовал мне отдыхать. Ничто не бесит меня сильнее, чем советы отдохнуть.
– Может, тебе стоит на пару недель уехать в город?
– Не понимаю, как это поможет забеременеть. Хотя, конечно… – Луиза бросила на Китти заговорщический взгляд, совсем как когда-то. – Помнишь девчонок, что торчали у бараков по ночам и кричали «Одиннадцатый параграф»?
– Ой, господи! – Китти хихикнула. – Я прямо скучаю по войне.
– А тогда мы мечтали, чтобы она скорее кончилась.
Китти вздохнула:
– Тогда я мечтала лишь о собственном доме, собственном муже и собственном малыше. Я воображала тогда, как буду шить шторы, печь хлеб и просыпаться в залитой солнцем спальне в моем собственном маленьком домике.
– Не понимаю, чего тебя так тянет на маленькое.
– Видимо, я слишком часто играла с кукольными домиками, – ответила Китти. – Теперь дом настоящий, а я превращаюсь в собственную мать.
Однако тем, что ее по-настоящему пугает, делиться с Луизой она не стала. Не рассказала, как иногда в течение часа, а то и больше сидит в кресле, погруженная в странный тяжелый ступор. В последнее время ее не отпускала усталость. Голова пустела, так что уже невозможно вспомнить, что собиралась сделать. Когда приходила Памела, которой хотелось есть или развлекаться, Китти брала себя в руки. Но даже пока она варила яйцо и поджаривала кусок хлеба, ее не покидало глухое чувство бессмысленности.
Как это объяснить Луизе, ведь та уверена, что все проблемы решит рождение ребенка? Как рассказать, что из-за Памелы порой хочется взвыть? Конечно же Китти обожала дочь и умерла бы за нее не задумываясь. Но жить ради нее оказалось куда сложнее. Оказывается, родить ребенка – это недостаточно. Но недостаточно для чего?
Жалко, что Ларри не здесь. С ним она могла бы поговорить об этом. Вот чем хороши верующие, даже если ты не разделяешь их убеждений: они способны понять, когда говоришь о смысле. Они допускают существование некой высшей цели. Китти до сих пор помнила, как в их первую встречу он спросил ее: «А вам не хотелось бы жить благородно и правильно?»
Порой, сидя на кухне и глядя в пространство, Китти думала о будущем, когда Памела вырастет и больше не будет в ней нуждаться. И спрашивала себя: «Что же я буду делать?»
«Конечно, у меня будет Эд».
И разум тотчас ускользал от этих мыслей, не желая узнать, куда они приведут, и голову заполняло дымное серое облако.
Хьюго заходил чаще, чем требовали дела. Сидел с ней, развлекал Пэмми и держался как друг семьи, вот только взгляды, которые он бросал на Китти, были больше чем просто дружеские. И тогда она корила его, словно расшалившегося ребенка:
– Ну хватит, Хьюго. Прекрати.
А потом Китти ждала его, а когда он не пришел, то с испугом поняла, насколько ей не хватает его внимания.
Однажды Китти приснилось, что она одета в купальник, и все парни смотрят лишь на нее. Она – юная и желанная. Вокруг пляж, и набегающие волны кипят и пенятся, разбиваясь о берег. Впереди простирается необъятный океан. Китти пускается бежать и мчится по песку и гальке к морю. Все быстрей и быстрей, переполненная ликованием: сейчас она бросится в эти огромные пенные волны, они подхватят ее и унесут прочь.
