Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 93
Глава 8
Обобщая вышесказанное
Материал предыдущих глав заставляет задуматься над тем, почему универсальные, по мнению их создателей, теоретические построения на практике часто оказывались бессильными объяснить особенности конкретного региона. Это, в свою очередь, ставит на повестку дня вопрос о теоретико-методологической альтернативе таким построениям.
Вначале необходимо сделать ряд замечаний методологического характера. Из-за невозможности объять необъятное любая теория довольствуется объяснением (иногда также прогнозированием) только определенного ограниченного круга процессов, явлений и взаимосвязей между ними. Любой теории свойствен редукционизм – намеренно упрощенное представление действительности, выражающееся в акцентированном внимании к одним ее сторонам и абстрагировании от других. Поэтому бессмысленно критиковать идеально построенную и трезво оценивающую свои возможности теорию за то, что она что-то «не охватывает», «не объясняет» или «упрощает». Проблема состоит в том, что в социальных науках столь идеальных теорий не бывает.
Временные, пространственные и предметные границы области, на охват которой претендуют создатели теории, редко оказываются четко и однозначно очерченными. Упрощающие предположения, положенные в основу теории, сознательно или неосознанно маскируются. Адепты теории предпочитают не вспоминать о том, что нарисованная ею картина мира еще не сам мир – всегда более сложный, чем любая его модель. В интересах политической целесообразности и саморекламы теория начинает изъясняться «шершавым языком плаката», непременными свойствами которого являются умолчание об имеющихся противопоказаниях к практическому применению и намеренные преувеличения. Т. Мальтус, например, заключая свое знаменитое сочинение, обрисовал собственные намерения с редкой по нынешним временам откровенностью: «Весьма возможно, что, найдя лук слишком согнутым в одну сторону, я чрезмерно перегнул его в другую, желая выпрямить его».[371] В эпицентре споров о той или иной социальной теории едва ли не всегда оказывается вопрос о соотношении ее «амбиций» и «амуниций», иными словами – об истинных границах той области, в которой данная теория сохраняет свою объяснительную мощь и практическую полезность. Рассмотренные здесь теории не являются в этом отношении исключением.
8.1. Теория без регионов
На протяжении второй половины ХХ столетия во многих регионах Земли наблюдались феномены, необъяснимые с позиций демографических теорий, претендующих на универсальность (табл. 8.1).
Таблица 8.1. Важнейшие демографические феномены второй половины ХХ столетия, необъяснимые теориями демографического перехода и второго демографического перехода
Практическое решение демографических проблем в странах третьего мира редко основывалось на рецептах какой-либо одной из таких теорий и обычно представляло собой некий «коллаж» из них.
В Северной и Западной Европе к началу XXI столетия «не работала» уже ни одна из претендовавших на универсальность демографических концепций прошлого и позапрошлого веков. Марксистская связка «капитализм – абсолютное обнищание пролетариата – низкая продолжительность жизни», равно как и мальтузианские тревоги о перенаселении в этом регионе планеты давно неактуальны. «Классическая» теория демографического перехода также отработала свой век и не могла объяснить причин возникновения новой модели демографического поведения, доминирующей в этой части Европы в последние два-три десятилетия. Теория второго демографического перехода хорошо объясняет новые реалии демографического поведения европейцев, но именно в статусе региональной теории, претензии которой на всемирно-исторический масштаб остаются пока не более чем заявкой.
Теория демографического перехода не смогла объяснить и тенденции смертности в восточной части Европы. В эту теорию явно не вписывались различия динамики продолжительности жизни в двух частях мира «реального социализма» – европейской, где она стабилизировалась или сокращалась, и неевропейской (Вьетнам, Китай, Куба), где она росла. После распада СССР и начала рыночных реформ на основе теории демографического перехода оказалось невозможным объяснить, почему продолжительность жизни снижалась в России и росла во многих развивающихся странах, явно менее модернизированных, если судить по таким критериям, как величина среднедушевого ВВП, уровни образования населения, индустриализации, секуляризации и эмансипации женщин, чем Россия.
Ни теория демографического перехода, ни теория второго демографического перехода не дают ответа на вопрос о причинах, по которым в 1980-е годы траектории рождаемости в странах Северной и Западной Европы, Южной Европы и США резко разошлись. Масштаб данного явления далеко не так мал, как его часто хотят представить. В начале XXI в. уровень рождаемости в США практически обеспечивал простое замещение поколений, тогда как в Северной и Западной Европе обеспечивал его лишь на 75–80 %, а в Италии и Испании – только на 55–60 %. Перспективы сохранения неизменной численности населения и его сокращения вдвое – это, согласимся, принципиально различные варианты демографического будущего. Ни одна из теорий перехода не может объяснить и причин, по которым рождаемость во Франции на протяжении всего периода после окончания Второй мировой войны устойчиво превышает рождаемость в Германии.
Теория демографического перехода заимствовала из социальной антропологии прошлого reading history sideways – изучение истории по географическому срезу, основанное на предположении о том, что «сегодня» одних стран – это «завтра» других и вчера – «третьих».[372] В последнее время к этой методологии все более склоняются и авторы, развивающие теорию второго демографического перехода.[373] Однако применение подобного подхода к феномену сверхнизкой рождаемости в Италии и Испании заводит в тупик, так как нет никаких оснований говорить о том, что сегодняшняя южноевропейская рождаемость – это «вчерашняя» рождаемость в Северной Европе или США.
Вряд ли можно согласиться и с утверждением А. Г. Вишневского о том, что динамика рождаемости в Италии и Испании в последние десятилетия не противоречит теории демографического перехода. По мнению Вишневского, сверхнизкая рождаемость в этих странах объясняется тем, что это «страны второго, в лучшем случае, «полуторного» эшелона модернизации.[374] Однако «по теории» рождаемость в странах «запаздывающей модернизации» должна быть выше (как, например, это имеет место в сегодняшней Ирландии), а не ниже, чем в странах «первого эшелона».
Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 93
