«Должны быть сильными, — повторил Сергеев. — Но Онись больше нет… Гады фашисты… Жизнь продолжается… И вот так, словно ничего не случилось, продолжать набивать свое чрево?..».
В голове у него была полная каша.
Он вышел из-за стола, прошел в спальную комнату и завалился на кровать.
«Как же так? — вертелось в голове. — Почему?.. Можно ли как ни в чем не бывало жить дальше?..».
* * *
Москва, следственный изолятор НКВД
Как только комиссар Голиков узнал, что жену Сапеги, Елизавету Жохину, доставили в Москву, сразу решил допросить.
В кабинете начальника изолятора находились комиссар Голиков, полковник Селезнев и Жохина. Женщина сильно изменилась, похудела, подурнела, на лице следы избиений.
— Товарищ комиссар, я вам все расскажу как на духу и про Сапегу, и про любовника Боба, — едва сев на стул, сразу затараторила Жохина, — только не убивала я свою знакомую Глафиру Продай. Выслушайте меня, пожалуйста, выслушайте…
— А кто же ее убил? — перебивая женскую болтовню, строго спросил Селезнев.
— Не я. Выслушайте меня, пожалуйста…
— Хорошо, — согласился комиссар.
Лиза буквально взахлеб, эмоционально изложила свою историю, начиная со знакомства с Глафирой и кончая ее смертью…
Голиков и Селезнев все выслушали, переглянулись. Комиссар медленно сказал:
— После нашего допроса вы, гражданка Жохина, все подробно изложите на бумаге, в двух экземплярах. Одну напишите на имя полковника Норейко, вторую — на мое имя. Я вам обещаю, что мы разберемся с этой историей.
— Да, да, спасибо, спасибо, я вам верю…
— А теперь давайте, Жохина, расскажите про Сапегу и незабвенного Боба, или артиста балета Бориса Забавного, — строго вымолвил Селезнев. — Только как договорились, как на духу…
* * *
Ближе под утро пришел очередной, четвертый состав с золотом. Истомин и плохо выспавшийся, с больной головой, Сергеев срочно отправились в хранилище. В машине мысли его снова вернулись к Онись.
«Кто она мне?.. — задумался. — Встретились случайно… виделись всего ничего… Любил ли я ее?.. Нравилась она мне точно… с ней было легко… Впрочем, сейчас идет смертельная война. Многие гибнут на фронтах и в тылу… И каждый должен делать все для победы… Онись я буду помнить всегда…».
Выгрузка металла и расстановка его в хранилище непрерывно продолжалась почти сутки…
Глава 16 Москва, Лубянская площадь, штаб-квартира НКВД СССР…
Полковник Норейко получил личное обращение начальника ГРУ ГШ Красной армии комиссара Голикова с просьбой разобраться в деле Елизаветы Жохиной. Поступившее также обращение самой Жохиной на его имя, конечно же, полковник бы проигнорировал. Но игнорировать обращение Голикова полковник не решился. Тем более, что комиссар сообщил о содействии Жохиной в изобличении агента иностранной разведки, артиста балета Бориса Забавного…
Прочитав обращение, Норейко приказал повторно допросить астраханского капитана милиции Исмаилова. Он затребовал дело Жохиной и принялся его изучать. Несомненно, полковник вскоре обратил внимание на явно натянутые некоторые моменты в следствии.
Через некоторое время он приказал доставить Жохину на допрос…
* * *
Стараясь заглушить навалившуюся печаль и тоску от известия о гибели Онись, Ермолай самозабвенно трудился на выгрузке в хранилище четвертого состава с золотом.
Заместитель Молева дважды отправляла Сергеева на отдых, Истомин буквально силой уводил его на прием пищи.
За работой Ермолай, как ему казалось, забывал об Онись, прошла и головная боль…
* * *
Восточная Пруссия, вилла в Штейнорте, резиденция рейхсминистра Риббентропа…
В комнате, все стены которой были уставлены шкафами с книгами, в креслах расположились двое представительных мужчин: рейхсминистр Риббентроп и пастор Краузе. Они внимательно слушали музыкальное произведение, больше похожее на победный марш, в исполнении голосистого мужчины.
Вот радиоприемник закончил извергать музыку.
— Изумительный тенор! — восторженно бросает Риббентроп. — Блестящая техника исполнения!
— Смысловая, поэтическая нагрузка произведения впечатляет, — довольно говорит пастор.
— Предлагаю отметить настоящее искусство бокалом вина, — весело изрекает рейхсминистр и берет в руку стоящий на столике бокал.
— Поддерживаю и присоединяюсь.
Мужчины сделали по несколько глотков.
Через несколько секунд пастор вымолвил:
— Господин рейхсминистр, что сейчас с тем русским золотом, которое они хотели вывезти из Москвы? Они его вывезли?
Риббентроп загадочно улыбнулся и ответил:
— Запасы оказались весьма велики. По моим данным, они его постепенно перевозят на Урал. Им пытается помешать адмирал Канарис со своими заброшенными диверсантами и завербованными агентами, — усмехнулся. — Но, насколько я в курсе, безуспешно.
— А зачем взрывать золото врага? — вопрошает пастор. — Его надо обратить во благо победителя!
— И я такого же мнения…
* * *
Закончив выгрузку металла, его размещение в хранилище и доложив начальству, Сергеев и Истомин отправились отдыхать в гостиницу.
По дороге майор вымолвил:
— Я получил приказ выехать на два-три дня по служебным делам в Свердловск. Ты как, Ермолай, тут справишься без меня? Не будешь хандрить и болеть?
— Справлюсь.
— Только не забывай, жестокий враг будет мешать осуществлению нашей операции. Будет покушаться на людей. Будь предельно осторожен и бдителен. Обещаешь?
Ермолай взглянул на строгое лицо майора, подумал:
«Он молодец, хорошо держится. Ведь ему тоже не сладко… Работа, начальство строгое, жена далеко… и меня еще опекает и направляет», — твердо вымолвил:
— Обещаю…
Утром Сергеев один отправился в хранилище. Как сказала дежурная по гостинице, Истомин выехал в четыре часа утра.
В своем кабинете Ермолай стал планировать свои действия на ближайшие дни. Как оказалось, ему предстояло многое сделать. Он также вспомнил о задании Булганина составить подробный паспорт хранилища.
«С него и начну сегодня», — решил после раздумий и пригласил в кабинет начальника охраны, майора Флейту…
* * *
Москва, Лубянская площадь, штаб-квартира НКВД СССР…
Полковник Норейко внимательно рассматривал стоящую перед ним в двух шагах Елизавету Жохину.
«Видок конечно неважный, наши дуроломы постарались, — прикидывал полковник. — Но… под невзрачной одежонкой определенно просматривается хорошая женская фигурка. Опять же… если убрать с лица ссадины и синяки, припудрить, подмазать, как это умеют женщины, то получится весьма приятная мордашка… Живя у Сапеги, она наверняка научилась хорошим манерам, уходу за мужчиной…».
