— О`кей. Арлин? Ладно, ничего. О`кей.
В ухо влетели звонки вызова. Крис нажал на кнопку и отключил телефон.
Прошел мимо Салли обратно в спальню.
— Крис, ты в порядке?
Он скользнул обратно под одеяло.
— Эй! Крис. Ты в порядке?
— В новостях сообщили еще что-нибудь о нем?
— Только, что сообщат о его состоянии, когда сами узнают.
Они тихо просидели до конца выпуска новостей. Потом высидели все ночные ток-шоу. Крис сидел без сна еще долго после того, как Салли рухнула, мерцающий свет телеэкрана играл на его лице. Он переключался с канала на канал, с минуту смотрел отрывки из заполночных фильмов.
Никаких дополнительных сообщений. Программа передач, похоже, шла своим чередом.
* * *
Проснулся он внезапно, поражаясь тому, что уснул.
Глянул на часы, и увидел, что утро уже в полном разгаре.
В конце кровати жужжал телевизор. Слышно было, как Салли на кухне готовит кофе.
Крис сел и протер глаза.
На экране президент Клинтон давал пресс-конференцию. Или показывали запись какой-то более ранней пресс-конференции.
Крис проснулся как раз вовремя: президент говорил, что в Вашингтоне будут приспущены флаги, и обратился с просьбой ко всей стране ровно в полдень прекратить всякую деятельность, соблюдая минуту молчания. Камера включилась на ведущего, который сказал: «И на этой скорбной последней ноте еще одно известие: сегодня у Тревора был бы четырнадцатый день рождения. Дальнейшие новости после этих сообщений».
* * *
Ко времени, когда прибыл Крис, газон перед входом в дом Арлин стал морем из камер и журналистов каналов новостей. Ему пришлось припарковаться на подъездной дорожке позади оранжевой гоночной. Все парковочные места на улице были заняты фургонами тележурналистов.
Крис пошел напрямик по траве.
— Она ни с кем не говорит, — предупредила телеведущая с жесткой прической из идеально уложенных белокурых волос, когда Крис поднялся на крыльцо.
Он с силой постучал в дверь.
— Арлин? Это я, Крис.
Дверь приоткрылась, и Рубен втащил его внутрь, ухватив за локоть. Арлин лежала на боку на диване, рядом были стакан воды и картонка салфеток.
— Чтоб они все провалились, — выговорила она. — Крис, вы не можете сделать так, чтоб они уехали?
Крис присел рядышком на диван. Она погладила его по руке.
— Всех заботит эта история, Арлин. Я никогда не видел ничего похожего. Никогда не видел, чтоб людей толкнула на дело одна подобная история.
— Это не история, Крис. Это случилось.
— Знаю. Я сочувствую. Просто привык так говорить.
— Я не в силах поговорить со всеми ними. Это чересчур.
— Знаю, Арлин. Я знаю. Послушайте, вам и незачем говорить со всеми. Но вот программа «Гражданин месяца» выходит завтра. С добавлением, само собой. Если вам есть что сказать, то я впущу сюда одного оператора. И все. Я и одна камера. Вам не обязательно делать это. Но, если вы хотите что-то рассказать об этом обществу… Люди на самом деле хотят услышать вас.
Арлин села, отерла глаза и всхлипнула:
— Что сказать?
— Я не знаю. Что угодно, о чем вам хочется.
— Ну, я могла бы просто сказать, что в следующую субботу перед зданием муниципалитета поминальный сбор. Мы думали, может, после и шествие со свечами. Понимаете, если людям интересно. Если есть люди, которым Тревор не безразличен, они могут прийти и принести по свече. Что-то в этом духе?
— Ну да. Это было бы здорово. — Крис чувствовал, как слезы наворачиваются на глаза, того и гляди не удержать. — Пойду приведу оператора.
Глава тридцать вторая
. АрлинЗвонок телефона разбудил их. Было поздно, шел одиннадцатый час утра. Солнечные лучи, пробиваясь через окно, ложились ей на лицо. Как, дивилась Арлин, могла она спать после всего этого.
— Пусть автоответчик слушает, — сказала.
Перевернувшись, он прижался к ней, просунул левую руку под ее подушку. Обнял ее здоровой правой рукой и прижался левой щекой к ее лицу возле уха. Спина воспринимала тепло и крепость его груди. Глазной повязки на нем не было, и она чувствовала гладкое, пустое пространство там, где когда-то у него был левый глаз. Он не старался больше скрывать этого от нее. Знал: она обращать внимания не станет.
Она переплела свои пальцы с его.
Автоответчик включился. Опять. Арлин убрала звук до самого конца.
— Как это мы проспали так долго? — тихо выговорила она.
— Нам это на пользу. Это несет исцеление.
— Тут несколькими ночами сна не обойтись.
— Знаю.
— Так, и что будем делать до семи часов вечера?
— Я не знаю. То же, что и всю неделю делали, полагаю. Встанем. Умоемся. Поедим.
— Поплачем.
— Да-а. И это тоже.
За последние сутки и она, и он не слишком предавались плачу. Словно бы исчерпали колодец до донца. Выплакали все слезы, оставив поразительную пустоту внутри, будто там смертоносная «испанка» прошлась. И она, и он устали. Вымотались. Арлин дивилась месту у себя в грудной клетке. Дивилась, как пустое место может давить такой тяжестью.
Она крепко зажмурила веки.
— Рубен, а что если ребенок окажется от Рики? Рано или поздно нам придется поговорить об этом.
Секунда-другая, что предварили его ответ, тянулись долго и пугающе.
— Я был готов дать официальную подписку о воспитании последнего ребенка Рики. Разве не так? И ребенок получился весьма хорошим.
— Ну да, получился. Разве нет? Весьма хорошим, черти веселые.
И к ее удивлению, та пустая давящая тяжесть внутри исторгла из себя еще немного слез.
Она высвободила свои пальцы из его, откинулась назад и коснулась его лица. Он прижал правую ладонь к ее животу, крупные пальцы охватили его весь, целиком, да так там и оставались. Рубен как бы представился.
Ей слышно было, как сигналили машины по всей Камино. Мигающий красный свет спешащей «скорой» скользнул по их окну.
— Интересно, что, черти веселые, там творится, — произнесла Арлин, не особо, если по правде, любопытствуя.
— Авария какая-нибудь, возможно.
— Должно, так и есть, ага.
Рубен отключил телефон, и они снова уснули на весь остаток утра.
* * *
— Как насчет на гоночной поехать?
— Все равно.
