— Он также лучший капитан речного судна. Говорят, он может положить трех людей, перебить им носы и уши, выдолбить глаза, не выпуская из рук штурвала. — Он подмигнул Кэтрин. — А еще он знаток женщин.
Кэтрин сделала вид, что не заметила этого, и стала осматривать комнату.
В манерах Маркуса появилась холодность.
— Думаю, я предпочел бы кого-нибудь менее… колоритного, кто не станет нас задерживать своими драками.
— Всегда есть Священник Вейл, — сказал трактирщик, сморщив губы. — Скупердяй, который никогда в жизни не угощал никого выпивкой, но говорят, что со своей лодкой он обращается осторожно, так же как со своими деньгами.
— Похоже, как раз такой мне и нужен. И еще одно: не знаете кого-нибудь, кто может купить у меня экипаж?
— По умеренной цене, надеюсь?
— Весьма. Нужен человек, у которого есть наличные деньги, — сказал Маркус, понизив голос.
— Может, и найдется, очень может быть.
Кэтрин отошла на некоторое расстояние и как раз изучала замóк на двери комнаты — простой кожаный ремень и щеколду с колышком, — когда Маркус взял у полного трактирщика свечу и передал ей в руки.
— Дела, chérie, — сказал он, и в его глазах появился дерзкий огонек. — Займись чем-нибудь до моего возвращения.
Он закрыл за собой дверь на щеколду скорее из вежливости, чем из предосторожности. Тем не менее она была благодарна ему за это.
В углу стоял голый потертый стол времен королевы Анны с каким-то обрубком вместо одной ножки. Она устало поставила на него свечу и опустилась на провисшую кровать. Характерное шуршание подтвердило ее предположение, что матрас здесь набит шелухой. Веревки на кровати были настолько растянуты, что она сразу же встала, боясь, что провалится до пола. Матрас накрывала такая грязная серая простынь, что смотреть на нее с близкого расстояния было сущим огорчением. Здесь явно могли водиться клопы, подумала она, и у нее по телу сразу поползли мурашки. Единственной приятной вещью, если это можно так назвать, был треснувший коричневый глиняный горшок под кроватью.
Она вновь медленно опустилась на кровать. Невеселый хохот тяжелым комом застрял в ее груди, и она, зажав рот рукой, принялась покачиваться взад-вперед. У нее начали болеть и слезиться глаза. Голова пульсировала от боли.
Глубоко вздохнув, Кэтрин попыталась успокоиться, осторожно проведя рукой по болезненному синяку на скуле. Бессмысленно давать волю эмоциям, в этой ситуации виновата была она сама. Но какой парадокс: убежав от одного жестокого мужчины, она попала в руки другого.
Вспомнив предостережение Маркуса, что Рафаэль может их преследовать, она снова почувствовала приступ истеричного смеха. Как он мог такое подумать! Вряд ли разъяренный Рафаэль пустился бы в погоню за ней, ведь его мысли наверняка заняты смертью сестры. Нет, она почти не боялась Рафаэля этой ночью — но Маркус вынуждал ее хмуриться и плотно сжимать губы.
Дрожащими пальцами она развязала ленты на шляпке и сняла ее. Головной убор был примят с одной стороны, где она ударилась головой о косяк дверцы экипажа, когда Маркус заталкивал ее внутрь. Было ли это поступком решительного, но разгневанного мужчины?
Она не должна его оправдывать. Решение Маркуса бросить Соланж было совершенно бесчувственным, если не сказать преступным. Однако чем это грозит ей самой? Какие у него намерения? Она понятия не имела. На последнем участке пути между ними воцарилось некое подобие перемирия. Частично оно было продиктовано тем, что из-за боли в голове она не могла связно мыслить и к тому же испытывала самый унизительный страх быть изнасилованной. Ее подозрения могли подтвердиться.
Губы Кэтрин искривила горькая усмешка, и она отшвырнула шляпку в сторону. Куда уж очевиднее, если ее привели в эту отдаленную комнату в месте, которое можно назвать постоялым двором с сомнительной репутацией? Однако в ней еще теплилась надежда, что Маркус решит переночевать в одной из общих комнат внизу. В конце концов, он ведь оставил ее одну. Из такта или ради какой-то выгоды? Учитывая, что он культурный человек, могло иметь место и то, и другое, но она не находила подходящего объяснения.
Бесполезные догадки ни к чему не приведут. Лучше просто допустить, что Маркус будет поступать как джентльмен. Приняв это решение, Кэтрин подумала, что нужно привести себя в порядок и ждать развития событий.
Все это было, конечно, похвально, но когда несколько минут спустя в коридоре послышались тяжелые шаги, а потом раздался громкий стук в дверь, она остановилась в центре комнаты, замерев от ужаса.
— Эй! — раздался пьяный голос. — Эй, девка, впусти меня.
Кэтрин не издала ни звука.
— Я вижу тебя, девка. Ты никого не заполучила. Впусти меня.
В самом деле, внимательно посмотрев на обшивку двери, между широких досок она увидела пялящийся на нее глаз. Кэтрин развернулась и задула свечу, но тут же пожалела об этом. Попасть в ловушку в темноте было явно хуже, чем всего лишь понимать, что за тобой следят.
— Мне тоже нравится темнота, девка. Давай же, открывай дверь, впусти меня.
— Убирайся, — самым ледяным тоном, на который была способна, произнесла Кэтрин. — Пошел вон!
В ответ ей раздался глухой стук и протестный визг кожаных петель, натянувшихся на удерживающих их гвоздях, и этот скрип действовал ей на нервы.
— Я за-хо-жу, — нараспев прокричал мужлан смешным пьяным голосом, словно считал, что она его дразнит. Затем снова раздался тяжелый удар плечом в дверь.
Кэтрин вздрогнула и попятилась к дальней стене. Больше идти было некуда: ни окна, ни другой двери не было. Не залезать же под кровать. Дверь не сможет долго держаться.
Еще один толчок — и щеколда резко сдалась; в комнату влетел мужчина, едва державшийся на ногах. Он широко размахивал руками, пытаясь удержать равновесие, но все-таки грохнулся на пол.
С ловкостью, которую она в себе даже не подозревала, Кэтрин шагнула в сторону от его машущих рук, обогнула кровать и ринулась к двери. Но на полпути ее остановил крик:
— Так! Что происходит?
Это был трактирщик, бегущий по коридору вместе с Маркусом, который пытался обойти его в узком проходе.
Долю секунды Кэтрин сомневалась, обрадовало или огорчило ее их появление. Она почувствовала непреодолимое желание броситься бежать и не останавливаться. Затем резким властным жестом указала на комнату и мычавшее создание в ней.
Трактирщик ворвался внутрь. Поставив лампу, которой освещал себе дорогу, он поднял лодочника за воротник и вытащил из комнаты, несмотря на его протесты.
— Chérie, ты в порядке? — спросил Маркус, обнимая ее за талию.
Ее голос был хриплым, когда она ответила:
— Конечно.
— Это я виноват, не надо было тебя оставлять, — обезоруживающим тоном пробормотал он. — Но мне пришлось: нужно было продать экипаж и договориться о лодке, которая переправит нас вниз по реке. Я бы не пережил, если бы с тобой что-то случилось.
