— Я хочу, чтобы рядом со мной был акушер. Мне страшно. А что, если ребенок…
— Будет у тебя ребенок, — успокаивала меня Сильвия. — Когда врачи решат, что тебе пора. Они знают, на каком ты сроке. А теперь расслабься. Прислушайся к тому, что происходит в тебе. Плыви. Пусть схватки несут тебя.
— Замолчи.
— Когда малышка появится, мы возьмем ее с собой и пойдем гулять вдоль реки, — успокаивающим тоном заговорила она.
— Здесь мы не останемся. Боже, ребенок. Пусть приедет Ричард. Позвони ему. Дай мне свой телефон.
— Ему еще не время звонить, дорогая, — Сильвия окунула в воду полотенце и приложила его мне ко лбу. — Дыши. Давай дышать вместе. Вспомни. Думай о дыхании, как о круге. Вдохнув воздух, задержи дыхание, потом медленно выдыхай. Начинай.
— Сильвия, — сквозь слезы выкрикнула я. — Позвони Ричарду.
— Зачем?
— Он нужен мне.
— Мы с тобой нужны друг другу, — сказала она.
Я посмотрела на нее. Закусила губу и изо всех сил сжала зубы, чтобы почувствовать боль в новом месте. Закачала головой, прижалась щекой к стенке ванны.
— Если хочешь, я могу еще раз позвонить в родильную палату.
Мои мышцы стали расслабляться. Я, обливаясь потом, лежала в ванне, и горячая вода подхватила и усилила все запахи моего тела: запах складки кожи между грудями, соленый запах спины, запах пота, скатывающегося по лицу. Кровь, пульсируя, толчками била в лоб. Я дышала. Чувствовала себя, как рыба, выброшенная на берег, но я была жива. Радовалась тому, что боль отступает, не могла поверить, что смогла пережить такое.
— Мне сказали засечь время и перезвонить через час.
— Я сама хочу с ними поговорить.
— Тебе нельзя, милая, — возразила Сильвия. — Посмотри на себя. Просто расслабься.
— Сильвия, — сказала я, тяжело дыша, прислушиваясь к тому, как в груди колотится сердце. — По срокам мне еще слишком рано рожать. Ребенок может… еще слишком рано. Прошу тебя. Разве ты не понимаешь? Мне нужен Ричард. Прошу тебя.
— Ты действительно хочешь его видеть? — медленно проговорила она. Ни один мускул у нее на лице не дрогнул. — В самом деле? — казалось, она смотрела в угол комнаты. — Но если мы сделаем это, если мы пройдем через это вместе, дорогая… мы же такие сильные, мы сможем, и ты, и я, мы переживем это… ведь получится, что мы сделали все наоборот, — в ее тихом голосе чувствовались нотки удивления.
— Что ты хочешь этим сказать? — быстро спросила я. Расслабившись между схватками, я старалась дышать медленно и глубоко. Я снова почувствовала власть над своим телом, словно можно было уже не бояться возвращения боли. Разве возможно, чтобы такая боль снова вернулась? Я хотела, чтобы рядом со мной был Ричард. Хотела, чтобы ребенок оказался в безопасности. Попыталась отогнать страх. Протянула руку и положила ей на плечо. — Помоги мне, — попросила я. — Сделай все, как положено. Ты же поможешь мне, правда?
— Конечно. Для этого я здесь и нахожусь. Я помогаю тебе. В чем бы я ни была виновата… и, наверное, когда-нибудь ты возненавидишь меня…
— За что? — спросила я.
— Да, так и будет. Люди… все ошибаются.
— За что?
Она притянула меня к себе, так что я уткнулась лицом ей в шею, обняла меня за плечи, а я ее — за талию.
— Я так боюсь за ребенка, — прошептала я. — Мне так страшно.
— В чем бы я ни была виновата, поверь, я любила тебя, — сказала она, и ее дыхание жаром обдало мне ухо. — Я хотела, чтобы и ты прошла через это.
— Через что? — не поняла я.
— Я думала, когда-нибудь ты догадаешься, скажешь мне, что я вела себя глупо, и все будет хорошо.
— А что случилось с тем ребенком? — наконец спросила я, но от страха голос мой дрогнул.
— Ты помнишь, о чем она тогда попросила? Помнишь?
Я молча покачала головой.
— Моя дорогая матушка сказала: «Присмотрите вечером за Агнес. Мазарини, Лелия, присмотрите за ребенком». Теперь вспомнила? Наверняка вспомнила. Мы с тобой вместе кормили ее из бутылочки, укладывали в кроватку, договорились проверять ее по очереди. И кто… кто предложил сбегать через поле в комнату над гаражом? Кто? Невинное создание Лелия. Которой захотелось потрахаться.
— Что случилось с ней? — простонала я.
— Кто решил, что интереснее будет трахать друг друга всю ночь, чем смотреть на сопливого и вонючего ребенка, а? Давай вернемся на нашу большую кровать и займемся неземной любовью! Подумаешь, ребенок будет всю ночь один! Что тут такого, ведь алкашки не будет всю ночь.
— И что… — сказала я, начиная задыхаться, и простонала, долго и глухо.
— Мы должны были смотреть за ней вместе.
Вместо ответа я ртом судорожно втянула воздух. Моя голова словно застряла у нее под рукой.
— Ты не пришла попрощаться со мной, — голосом, больше похожим на сдавленный стон, сказала я.
— Они уже решили, как со мной поступить. Выбрали для меня будущее. Но никто со мной не разговаривал и не рассказывал, что происходит. Взрослые маячили надо мной, как великаны, они все были такие высокие, такие вытянутые, и никто со мной не разговаривал. С того дня я со своей матерью почти не общалась, — покачала она головой. — Два раза. Два раза я видела ее, это случилось намного позже.
— Куда тебя послали?
— Обратно в Париж, к той женщине, у которой я жила. Потом в школу. После — в другую школу, и…
— Потом?
— Мы жили раздельно. Школа. Вечная школа. Как дальние родственники.
Я задержала дыхание.
— Канада. Опять Европа.
Медленно выдохнула.
— А потом я оказалась предоставлена самой себе.
— Что с ней случилось? — прошипела я, хотя уже знала ответ. Мои губы почти не шевелились. Вечный страх, живший в глубине души, уже готов был обрушиться на меня. Кончиками пальцев она прикоснулась к моей руке. Погладила. Я резко отдернула руку.
— А разве ты не знаешь?
— Нет, — ответила я. По щекам хлынули слезы. Поначалу это было даже приятно, как будто попала под теплый дождь. В уголках глаз появилось жжение.
— Она… ну… она… малышка умерла той ночью, — в нос ударил запах кожи Сильвии. Она дрожала. — Моя сестренка, — добавила она.
— Из-за того… из-за того, что… — рот наполнился слюной, как перед рвотой.
— Она перестала дышать, — сказала она, приблизив рот вплотную к моему уху.
— Перестала дышать? — повторила я, чувствуя, что Сильвия уткнулась в меня лбом.
— Да.
— Потому что… почему?
— Никто этого так и не узнал. Решили, что…
