Огромное спасибо Оливеру Беннету, Луиджи Бономи, Кэрол Бриско, Фрэнку Бриско, Холли Бриско, Клэр Калман, Эдит Кларк, Элеоноре Кларк, Рут Корбетт, Сесили д’Феличе, Тони Диксону, Питеру Гримсдейлу, Хелен Хили, Джулии Хоббаун, Аллегре Хастон, Кэрол Джексон, Таре Кауфманн, Николе Лакхерст, Фионе МакМороу, Шарлотте Мендельсон, Клементине Мендельсон, Рейчел Мендельсон, Теодору Мендельсону, Кейт Саундерс, Луизе Саундерс, Гиллиаму Стерну, Бекки Свифт, Каролине Третайн и в особенности Йонне Геллер, Александре Прингл и всем в «Блумсбери».
1
Ричард
В тот день, когда был зачат наш ребенок, из небытия появился еще один человек. Она, словно невидимый призрак, витала где-то рядом, когда сперматозоид проникал в яйцеклетку.
До ужина оставались считанные минуты, а мы с Лелией решили потрахаться. Просто, когда тебе срочно нужно переодеться и ты в спешке начинаешь срывать с себя одежду, а твоя подруга делает то же самое и вы оба знаете, что лучший секс бывает как раз тогда, когда на него совершенно нет времени, удержаться трудно. Двадцать минут мы смеялись, отбрыкивались друг от друга и поносили последними словами встречу, на которую, естественно, опаздывали. Какими лукавыми и довольными взглядами мы обменивались в такси, когда, прыская со смеху и шикая друг на друга, звонили и бормотали в трубку какое-то оправдание за опоздание, придуманное на ходу.
— Я чувствую тебя в себе, — проговорила Лелия.
Я вздрогнул. Хоть весь запас сил был потрачен во время таких активных «сборов», я почувствовал, что у меня снова встает. В голове возникла картина: стаи хвостатых клеток упорно пробиваются к цели, и неизвестно, кто же доплывет первым, кому из головастиков достанется главный приз.
Такси остановилось у входа в здание, и мы бросились внутрь, все еще не остывшие после секса. Опоздали мы сильно. Целуя хозяйку, Катрин, я подумал, что моя кожа все еще пахнет Лелией. Я до сих пор ощущал ее запах. Потом появился парень Катрин, МакДара, он вклинился плечом между мной и Катрин, и я чуть не рассмеялся: во-первых, что может быть лучше, чем поделиться с другом, какой у тебя только что был потрясающий секс, и во-вторых, настроение-то все-таки было рождественское.
— Ладно уж, заходи, — сказал МакДара и повернулся к Лелии. Обняв ее, сказал: — Привет. Замечательно выглядишь.
От рождественского шампанского гости уже слегка захмелели. Еще один мой близкий друг по университету сидел рядом с парнем, которого я раньше пару раз видел, из остальных четверых — пара и две женщины — я раньше никого не встречал. Нас представили. Была ли уже и она там, я не помню, память не сохранила того момента, когда я увидел ее в первый раз. Мы все слишком радовались тому, что вот подходит к концу еще один год, главная особенность которого заключалась в усилившемся чувстве разочарования. Разочарования оттого, что нам уже за тридцать, а ни богатства, ни славы никто так и не нажил. Время уходило, реальность начала брать свое. Хотя новый год, конечно, сулил новые возможности, и все-таки был сочельник! Пили мы много, у меня даже сок, который я забрал у Лелии, с ледяными пузырьками шампанского стал подступать к носу. По Лелии все еще было видно, чем она недавно занималась: взгляд рассеянный, движения слишком плавные. Я попытался намекнуть ей на это: подтолкнул плечом, повел бровью, улыбнулся. В ответ она рассеянно почесала меня сзади по шее. Я немного наклонился и вдохнул аромат ее волос.
Мы вмазали еще. МакДара и Катрин были побогаче остальных, поэтому всегда выставляли они. Сначала мы ели жаренное на гриле мясо, сочившееся оливковым маслом на чабатту, понятно, без шампанского опять не обошлось; потом запивали красным вином пармезан; ну а дальше дело дошло до блюд, обычных для нашего самодовольного мирка, в котором, сами того не желая, оказались все мы: для начала ризотто, потом индау и все тот же итальянский хлеб. Все до боли знакомо, рецепты из кулинарных книг, которыми пользуются все.
Отклонение от темы. Призрак тоже был там. Хотя я даже не обратил внимания, когда называли ее имя.
Я был в своем мыльном пузыре. Страсть вспыхнула между мной и Лелией с новой силой, и это после четырех с половиной лет совместной жизни, когда просто поваляться в кровати уже иногда бывало интересней, чем заниматься сексом. Пыл, еще не остывший после наших утех, помножился на выброс энергии, вызванный алкоголем. Я любил ее, потому что она была очень красивой. Любил по-настоящему, без оглядки на себя, без оглядки на свою испещренную оспинами прежних знакомств жизнь, без оглядки на надоевшие неврозы и все невидимые стоп-краны, которыми утыкан мягкий вагон под названием «любовь». Между спорадическими ссорами и внезапными вспышками раздражения она наполняла меня чем-то вроде неистовой преданности.
Призрака я, можно сказать, не замечал. Она была всего лишь одной из десяти. Разговаривала ли она вообще в тот вечер? Может быть, тогда я просто не расслышал ее чудного околдовывавшего голоса? Наверное, разговаривала. Я низвел ее в ранг неинтересных, даже не составив о ней какого-нибудь осмысленного представления. Остальные в моих глазах были слишком колоритными личностями: старый злой Рен из университета, буйный МакДара, его девушка Катрин. Мы с ними были так давно знакомы, что понимали друг друга с полуслова, полувзгляда. Единственная зацепка, оставшаяся в памяти, — смутное и едва различимое, как крючок застежки-липучки, воспоминание: она разговаривала с Катрин в коридоре перед тем, как все ушли. Что-то в ней или в том, что она говорила, вызвало желание защитить ее, как будто она нуждалась в помощи.
Потом эта первая встреча с ней столько раз обсасывалась и переоценивалась, но тогда в моей памяти она осталась всего лишь размытым пятном. Мелькнувшей серой тенью. Ничем. Опасайтесь серых мышей.
2
Ричард
Но все по порядку. Меня зовут Ричард Ферон. Я вырос на побережье Корнуолла вместе с четырьмя сестрами. Родители особой строгостью не отличались, так что детство у меня было сумасшедшим, полная свобода, что вылилось в чрезмерную страсть ко всему городскому. Как только подвернулась возможность, я уехал в Лондон, где собирался начать сногсшибательную карьеру, хотя в глубине души немного стыдился своего среднешкольного деревенского образования.
Первые годы третьего десятка ушли на работу и онанизм. Я написал рецензии на бесконечное множество романов; я взял интервью у миллиона истеричных писателей; я совмещал эту жалкую работенку с попытками устроиться в какое-нибудь солидное издательство биографом; мои амбиции всегда шли вразрез с сформировавшимся у меня бессистемным методом работы. Короче говоря, я работал, дрочил и западал на женщин, в основном не на тех, которые мне подходили. Встревоженные и заинтригованные богини спускались со своих тронов, соблазненные моей неиссякаемой изобретательностью. Чаще всего замужние или несвободные, они привносили свои радости, а порой и мучения в мою по большому счету спокойную жизнь, заставляя меня страдать от одиночества больше, чем тогда, когда я еще был мальчиком-полудевственником.
