От всех этих страстных влюбленностей избавить могли только годы. Когда мне перевалило за тридцатник, они волочились за мной тошнотворным шлейфом. У других за плечами была иная школа жизни: знакомства в клубах и на чужих квартирах, головокружительные приключения в Таиланде. Я же, в душе зацикленный на одном простачок и трус, встречался с примадоннами. На тему их похорон я фантазировал не меньше, чем думал о сексе: представлял сцену на кладбище, себя я всегда видел убитым горем, но держащимся в стороне, подальше от овдовевшего мужа, играющего желваками.
Со временем я все же поумнел, потому что мне повезло: я встретил Лелию как раз тогда, когда почувствовал, что перерос это все. Такое везение бывает раз в тысячу лет. Пребывая в подвешенном состоянии, отбиваясь от своих див и ожидая от жизни очень немногого, я повстречал ее, ту, о которой мечтал.
На следующий день после ужина у МакДары и Катрин я решил немного поработать, просто чтобы успокоить совесть к Рождеству. Когда я кое-как добрался до своего кабинета и плюхнулся на кресло перед компьютером, был уже полдень. Жужжание, которым модем огласил кабинет, когда я вошел в сеть, молотком забило по голове, и без того больной после вчерашнего. Я крутанул ручку громкости. В электронном почтовом ящике оказалась пара писем по работе, несколько групповых поздравлений от друзей и рождественская открытка со звенящими колокольчиками от МакДары, ее я даже не стал открывать. Щелкнул по последнему имейлу.
«Мне было страшно, вся страсть прошла, я стала девочкой из хрупкого стекла. Надев ситцевую сорочку, спрятала голубые вены, пульсирующие кровью. Нижние юбки были из рыхлой ткани, редкой, как холст. Кровь легко впитается в нее, если я буду неосторожной».
— Что за бред? — раздраженно рявкнул я. Понажимал на «Page Up», «Page Down», но в послании больше никакой информации не нашел. Имейл послан с сервера «Hotmail», поэтому никакого намека на то, кто его отослал, не было.
— Лелия! — крикнул я.
— Что? — Ее голос послышался через пару секунд, что должно было означать недовольство.
— Иди сюда.
— Зачем?
— Иди посмотри, пожалуйста.
Почувствовал поцелуй в висок и теплое дыхание, особенно ощутимое в холодной комнате.
— Бр-р-р!
— Вот именно. У меня у самого от этого мороз по коже.
— Что это?
— Не знаю.
— Что значит «не знаю»?
— Ну… — сказал я. — Не знаю, и все.
— Ш-ш-ш, — зашипела она мне на ухо.
Я отклонил голову.
— Извини. Отходняк.
— Чего ты брюзжишь? Ради Бога, хоть на Рождество не становись строгим и ужасным.
— Это только если ты в чем-то виновата и тебя нужно наказать.
— Ну ладно. Просто пошли на их адрес письмо, напиши, чтобы они отвалили, и займись какой-нибудь работой.
— Хорошо, — сказал я. — Напишу просто «пошли на хер».
— Хочешь пирога?
— Да, принеси, пожалуйста.
Нажал на «Ответить». Еще раз перечитал письмо. Стало даже как-то противно, я как будто взял в руки чужое грязное белье. «Кто ты?» — быстро набрал я и нажал «Отправить». Со странным ощущением, как будто делаю что-то постыдное, удалил свой ответ из папки «Отправленные», потом и из «Корзины».
Вернулась Лелия с куском пирога на холодной тарелке и чашкой дымящегося горячего чая.
— Хватит прикидываться, что ты работаешь, — сказала она, целуя меня в щеку. — Это раздражает. Если уж собрался работать, работай, а нет…
— Ты же знаешь, я не могу расслабиться, если не поработаю часок.
— Или не поизображаешь страшно занятого.
— Ну да, ты же меня знаешь.
— Ты отшил того идиота?
— Да, — не очень уверенно сказал я. Но после стольких лет игр и изворотов с другими Лелии я лгать не мог. — Нет, — сказал я. — Я написал «Кто ты?»
— Ну ты и дурак! — вскипела Лелия, но потом съехала, и голос повеселел. — Ты что, не знаешь? Это, скорее всего, какой-нибудь бородатый мужик, который весь день торчит в интернет-кафе и возбуждается, когда сочиняет письма от имени девочки. От него, наверное, несет, как от бомжа. Он тебе через минуту ответит, вот увидишь.
— Может быть. — Я притянул ее к себе.
— Отстань, — раздался у меня над ухом ее смешной, мелодичный, прекрасный голосок выпускницы школы для девочек в Северном Лондоне. Никогда мне не научиться так четко произносить звуки, как это получается у нее. — Часок поделай вид, что работаешь, если уж тебе это так нужно, потом возвращайся ко мне.
Рождество стало нашим медовым месяцем. Мы праздновали то, что пока еще не обзавелись ребенком… или то, что были вместе до того, как это произойдет, если это вообще произойдет. Обоюдные недопонимания и приступы раздражительности, вечные спутники рабочих будней, с началом праздников улетучились за первые же несколько часов благодаря романтическому настроению. Нам нужно было съездить в Голдерс Грин к матери Лелии, но потом мы были свободны и могли пройтись по магазинам, посидеть в «Патиссери Валентино» и в «Полло», зайти в «Большой двор» Британского музея и наконец осесть где-нибудь в «Бар Ганза» или «Коффи Кап». Какие бы мы ни строили планы — изучить Ист-Энд или сходить на постановку Шекспира, как-то само собой получалось, что мы шли уже давно изученными маршрутами от Сохо до Камдена и дальше вглубь Северного Лондона.
Мы болтали с Лелией до самой ночи, когда благодаря темноте самые потаенные мысли обретали словесную форму, а почти не поддающиеся выражению чувства сперва робко проклевывались, а потом, распознанные, извлекались наружу на обоюдное обсуждение. Наши разговоры тогда казались чем-то волшебным, легко продолжались до самого утра. Разговаривать с ней было все равно что разговаривать с самим собой в улучшенном варианте: наши мысли сливались в контрапункте, и секс становился необязательным, кровосмесительным, требующим слишком больших затрат энергии занятием. А потом, лишенные секса, мы на какое-то время становились раздражительными, замкнутыми, начинали спорить и не понимать друг друга; общение превращалось в минное поле, воздух наполнялся страданием. Это длилось до тех пор, пока в ее последовавшей неуступчивости мне не начинали видеться старые меченые богини, на которых я когда-то тратил мужскую силу, и чувство страха и незащищенности пробуждало во мне непреодолимое желание.
В тот вечер, вымучив один параграф с несколькими примечаниями, чтобы ублажить совесть, я пошел к Лелии. Взял ее за ягодицу, шлепнул, сказал, что хочу ее раскормить, и потянулся за ключами от машины. Старушка икнула мотором и, задрожав, ожила, и мы поехали в кафе-мороженое «Марин Айсез» есть разноцветные холодные шарики под мигающими фонариками рождественских гирлянд.
— Возьми себе с манго и дашь мне попробовать, — предложил я.
Губы Лелии слегка приоткрылись.
