* * *
Я доехал до Эшриджа к наступлению темноты.
Окрестности Хартфордшира укрывал свежевыпавший снег. Едва я под цоканье копыт въехал во внутренний двор, один из конюшенных мальчиков бросился принять у меня Шафрана. Я снял с седла сумку, и еле волоча ноги, вошел в особняк.
Мистрис Парри, увидев меня в освещенном факелами зале, вместо приветствия испуганно ахнула:
– Боже милостивый, на кого ты похож?!
Лишь тогда я сообразил, какое зрелище собой представляю – забрызганный дорожной грязью и снежной слякотью, облепленный каменным крошевом и глиной после лазанья под стенами и в потайных туннелях, в истрепанном плаще и разодранной куртке, с окровавленной повязкой на руке, да вдобавок весь пропахший собственным и конским потом.
– У меня был долгий день, – отозвался я.
Я достал кожаный футляр с письмом Елизаветы, снял с себя плащ и ножны со шпагой. Мистрис Парри приняла у меня оружие.
– Где ее высочество?
– Ушла к себе отдохнуть. – Голос мистрис Парри дрожал, она не сводила глаз с футляра, который я держал в руке. – Какие вести из Лондона? Ей… нам все еще грозит опасность?
– Боюсь, да. Я сделал все, что мог, однако мы должны приготовиться; вполне вероятно, королева пошлет своих людей допросить ее. Мне нужно немедленно с ней поговорить.
Прижимая к груди мои вещи, мистрис Парри смотрела, как я направляюсь к лестнице.
– Может, послать в Хэтфилд за мистрис Эшли и мистрис Стаффорд? – вдруг спросила она.
Я застыл на месте. Затем медленно кивнул:
– Да, думаю, что вам стоит это сделать.
И с этими словами двинулся вверх по лестнице.
Когда Кейт приедет, я расскажу ей все.
* * *
Дверь в спальню принцессы была приоткрыта; я постучал, извещая о своем появлении, и вошел. Комната была невелика, обшита панелями с орнаментом в виде льняных складок и прогрета теплом утопленного в стене камина, где жарко горел огонь. На полу тут и там стояли раскрытые кофры и дорожные сундуки. Насколько я мог судить, Елизавета достала из них только книги и кое-что из одежды.
Принцесса подняла голову. Она сидела на краю кровати, рядом с ней на столике горела свеча, на коленях лежала открытая книга. Распущенные волосы ниспадали ей на плечи, и их золотисто-рыжий блеск смешивался с алым отливом платья. Без придворных регалий она выглядела такой юной и беззащитной, словно была самой обычной девушкой, а вовсе не принцессой.
У меня перехватило дыхание.
Я протянул Елизавете футляр, который всю дорогу держал на груди, у самого сердца.
– Ты человек слова, – проговорила она и, не открывая футляра, положила его на столик рядом со свечой. – Теперь все в порядке?
– Нет. Но улик против вас больше не существует.
Не потянувшись к футляру, ничем не выказав интереса к его содержимому, Елизавета слушала мой рассказ о Сибилле и Филиппе Испанском. Об их замысле сделать ее заложницей принца. Она ни разу не перебила меня, не задала ни единого вопроса. Когда я смолк, она сидела так неподвижно, точно статуя, – только грудь ее лихорадочно вздымалась и опадала.
– Я понятия не имела, что представляю для принца такую ценность, – наконец проговорила Елизавета. – Впрочем, это слабое утешение, поскольку его интерес ко мне – лишь еще один повод для Марии ненавидеть меня.
– Она не знает… – заговорил я, и тут комната перед глазами пошла кругом.
Колени подогнулись, и я, едва держась на ногах, потянулся к ближайшему креслу.
– Ты ранен! – воскликнула Елизавета. – Тебе нужно сесть.
Я рухнул в кресло, слабый, как новорожденный ягненок, а принцесса отошла к одному из сундуков и достала расписную шкатулку.
– Дай-ка я осмотрю твою рану, – проговорила она, указывая на мою руку.
Я помотал головой.
– Да это пустяк! Не стоит, право…
– Не спорь. Сними камзол и рубашку и дай мне взглянуть на твою руку. Если рана воспалится, Кейт меня убьет.
С этими словами Елизавета открыла сундучок, а я неохотно разделся до пояса. Глянув на принцессу, я увидел, что она достала из шкатулку склянку с мазью и кусок чистого полотна. Взяв со столика в изголовье кувшин с водой, Елизавета склонилась надо мной и очистила рану. Вода смыла засохшую кровь и сукровицу, и стало видно, что рана глубокая, но небольшая.
Пальцы Елизаветы, осторожно касавшиеся поврежденной кожи, были прохладны.
– Ты похож на медведя после травли, – заметила она. – Сиди смирно. Может быть, станет жечь. Это снадобье по рецепту Кейт; она изготовила для меня порцию мази перед отъездом из Хэтфилда. Я всегда держу ее при себе.
Растерявшись от такого напора, я позволил смазать рану смесью розмарина и мяты, отчего по комнате поплыл знакомый запах Кейт. Елизавета действовала ловко и без малейших признаков отвращения. Я и забыл, что она большую часть жизни провела вдали от двора, в сельской местности, где даже принцессам необходимо знать простейшие приемы врачевания. Мазь облегчила боль в руке, вызвав приятное онемение. Едва процедура закончилась, я, чувствуя, что штаны вот-вот сползут с бедер, поспешно схватил рубашку.
– Ну вот. Так ведь лучше?
С этими словами Елизавета убрала склянку и полотно в шкатулку.
– Тебе нужно будет смазывать рану по меньшей мере раз в день, а лучше дважды, если получится. – Она испытующе оглядела мое лицо. – Ссадину на виске тоже следовало бы обработать. Что бы в большинстве своем ни говорили врачи, даже такие мелкие ранки могут загрязниться. Если пойдет воспаление, придется несладко.
Она говорила таким будничным тоном, словно только что не услышала от меня, что мятежники, быть может, уже штурмуют Лондон и что ее жизни – да и нашей тоже – угрожает смертельная опасность.
– Что мы будем делать? – наконец спросил я.
– А что мы можем сделать? Ждать.
Елизавета отошла к боковому столику, и ее длинные тонкие пальцы замерли над футляром.
– Победит Уайетт или потерпит поражение, поверит сестра в мою виновность или нет, оставят меня в покое или бросят в тюрьму – все это покажет время. – Она искоса глянула на меня. – Впрочем, если положение так серьезно, как ты говоришь, полагаю, мы очень скоро получим ответ на все вопросы.
С этими словами она взяла со столика футляр.
– Что в этом письме? – выпалил я.
Я твердил себе, что не стоит спрашивать, однако удержаться не смог. Во мне вдруг вспыхнула мучительная потребность узнать, ради чего я стольким рискнул и пожертвовал.
Елизавета помолчала. С футляром в руке она прошла мимо меня и надолго замерла у камина. Затем отодвинула решетку и ловким движением швырнула футляр в огонь.
– В прошлую нашу встречу я предлагала тебе задавать вопросы, но ты этим шансом не воспользовался. Теперь же лучше будет не знать больше, чем ты уже знаешь. Тебе и без того довелось слишком многое претерпеть.