— Что здесь стряслось?
Муся-Буся вскочила с кресла и понеслась в мою комнату, оставив на полу дорожку из черных следов, ибо успела пройтись по клумбам и нарвать свежих цветов для своей (моей!) спальни. Ребекка тоже зашла туда и плотно закрыла дверь. Я слышала, как она сказала, что всякому терпению есть предел. Муся-Буся запричитала в ответ, что она уже старая и ничего не помнит. Ну и дальше примерно все в таком же духе.
— Мои родители считают, что вы тут все чокнутые, — сказала Джейд.
— А мне здесь нравится, — с вызовом сказал Дэн.
Джейд наградила Дэна взглядом из разряда «ты-мне-больше-не-друг».
— Я же сказала «мои родители», а я так не считаю, мне тоже у них нравится, посильнее, чем тебе.
— Заткнитесь, — прошипела я. — Не слышно ведь.
Голос Муси-Буси дрожал от слез.
— Я же попросила прощения, что еще тебе от меня нужно?
— Уважения. Вот чего, Лаудина.
На десятый день тучи, к счастью, стали рассеиваться. После того как раздался один телефонный звонок. Трубку сняла я.
— Моя миленькая мурлыка у вас?
— Кто-кто?
— Моя миленькая мурлыка, Лаудина!
— A-а. Минуточку. — Я опустила трубку, едва ее не выронив. Набрав побольше воздуха, крикнула: — Миленькая мурлыка, тебя к телефону!
Муся-Буся влетела в гостиную и вырвала у меня трубку.
Я попятилась назад.
— Здравствуй, мой сладенький пончик. Гммм… a-а… ну да. — Она нетерпеливо постукала ногой и тихо пробормотала: — Все они как младенцы, у которых отняли соску, честное слово.
И уже в полный голос:
— Ты там пока продолжай налегать на булочки, а я скоро приеду.
Я едва не пустилась в пляс.
Муся-Буся повесила трубку.
— Говорила я вам, что он затоскует по своей Лаудине. Я знала, что говорю. — Она глянула на меня. — Вот как надо обращаться с мужчинами. Учись.
Как хорошо, что Мусе-Бусе позвонил пончик, подумала я. Похоже, Ребекка уже готова была связать бабушку по рукам и ногам и самолично отвезти в Техас. Очень уж она достала своими фокусами.
На следующий же день (одиннадцатый ее пребывания) Муся-Буся с Импером и всеми пожитками отчалила к сладенькому пончику. Ребекка все отчистила, истребив собачьи запахи, купила новый коврик и накидку для кресла. Мы облегченно вздохнули. Ураган «бабушка» наконец закончился.
ГЛАВА 26. Мам, а меня ты тоже засыновишь?
1970
После ужина папа позвал нас в гостиную. Ребекка уже сидела на диване с Бобби на руках, скрестив лодыжки. У папы было такое серьезное лицо, что весь ужин (фасоль, рис, кукурузный хлеб) встал у меня в животе колом.
— Вот что, ребята. Ваша мама наконец дала согласие. Чтобы Ребекка вас усыновила. — Папа отхлебнул тоника с лимоном, уже три месяца он пил только этот безобидный напиток. Они с Ребеккой ходили по разным инстанциям. Я каждый день следила за папой, хотела убедиться, что он не сорвался снова.
Мику новость нисколько не тронула.
— Я уже давно не маленький, меня это все не колышет.
— А зря. Существует масса юридических тонкостей, которые очень существенны, и для тебя тоже, — сказал папа.
— Я так давно об этом мечтала. — Ребекка посмотрела на меня. — Я понимаю, это тяжело, простите, если невольно причинила вам боль. Но… в общем, я была бы счастлива стать вашей законной матерью.
— А вы сами разве этого не хотите? — спросил папа таким тоном, будто предлагал нам двойную порцию мороженого.
— Ладно, наверное, можно и так. — Мне уже исполнилось тринадцать, и я не могла допустить, чтобы все они поняли, насколько на самом деле для меня это важно.
— Вот видите, ваша сестра будет рада! — Папа заулыбался.
— А что мама? Что она сама говорит? — спросил Энди.
— Она готова подписать бумаги, — сказал папа.
— Хм. Вообще-то мне без разницы, что она там говорит и думает, — фыркнул Энди.
Папа потрепал его по голове.
— Так будет лучше для всех нас.
— Тебе виднее, папа, — заметил Мика и начал просматривать журнал «Мэд мэгэзин», там классные карикатуры.
— Я хочу лишь одного: чтобы вам было хорошо и спокойно, — сказала Ребекка. — Если вы не согласны, я настаивать не буду. Принять подобное решение непросто. Каждому из вас.
— Вы должны быть благодарны Ребекке за то, что она готова пойти на подобную жертву.
— Что ты такое говоришь, Фредерик? Это вовсе не жертва. — Она расправила воротничок на рубашке Бобби и чмокнула его в щеку.
— Мам, а меня ты тозе засыновишь? — спросил он.
— Ты и так уже мой сыночек, Бобби.
— Мы семья. Мы хотим быть счастливыми. Вот почему нам необходимо уладить это недоразумение. — Сказав так, папа вышел из комнаты.
Мне хотелось побежать следом, посмотреть, не припрятал ли он где-нибудь бутылку.
— Вы уже достаточно взрослые, подумайте вместе, стоит вам соглашаться или нет, поговорите. — Ребекка встала и пошла к двери. Бобби не желал, чтобы его уносили, он горестно прокричал:
— Я хочу с Энди!
— Ну и что же нам делать? — Я подбежала к Мике.
А он мне:
— Как только закончу школу, уеду отсюда. Мне все равно, кто будет считаться моей мамой.
— А мне не все равно, — сказал Энди. — Ребекка имеет право быть нам мамой. Она столько лет о нас заботится.
— Это да, этого не отнимешь, — согласился Мика.
— Он сказал, что мама собирается подписать нужные бумаги. — Энди стиснул руки на груди. — Пусть Ребекка меня усыновляет. А вы как хотите, мне плевать, что вы думаете, я решил.
— Нужен кто-то, кто будет вас опекать. Я буду жить в Нью-Йорке и больше не смогу заботиться о тебе и о сестре.
— Я уже сама о себе забочусь, — напомнила ему я.
— Я тоже, — сказал Энди.
— По-моему, это не совсем так. — Мика начал разглядывать дуб в окне.
Мне стало стыдно. Я вспомнила, как он с нами носился, когда мы с Энди были маленькими.
— Я хотела сказать, что с нами уже не нужно так возиться, как тебе приходилось, когда мы были малявками.
— Мика правильно говорит. И здесь нам точно лучше, чем у мамы, — продолжил Энди. — Даже не представляю себя снова там.
— Я тоже, — сказал Мика.
А я думала вот о чем. Если Ребекка будет считаться нашей матерью, нам всегда будет куда вернуться. Даже если папа снова начнет пить или уйдет, даже если мама никогда больше с нами не встретится. У нас будет дом. Всегда.
