Лицо Эйдана просветлело.
— Он ее отпустил.
Колин тоже обрадовался.
— Конечно, отпустил! — Он повернулся к жене, вид у которой был сомневающийся: — Разве ты не видишь, Прю? Он решил ее отпустить! Поэтому он так рано пошел сегодня утром к Мелоди. Он с ней прощался.
— Бедняга!.. — вздохнула Прю.
Мэдлин посмотрела на нее:
— Ты всегда не доверяла Джеку, Прю.
Прю махнула рукой:
— Теперь это не так, так что не будем ворошить прошлое. — Она повернулась к мужу: — Тебе нужно найти его. Он решит, что мы его ненавидим!
Колин растерянно промямлил:
— Но ведь ты ненавидишь.
Прю сурово прищурилась, и Колин отступил.
— Да, мое сокровище. — Он повернулся к Эйдану: — Приказ получен, старина. Чего же мы ждем?
Мэдлин была не так непреклонна.
— А вы знаете, куда он мог отправиться? Он ведь давно ни с кем не общается, кроме нас.
Эйдан задумался.
— Кажется, у меня есть идея.
Джек оказался, в конце концов, у Лементье, позабыв не только, как попал туда, но и зачем. Он просто зашел и замаячил у двери. Кэбот бросил на него единственный взгляд, и тут же нажал кнопку, вызывая хозяина заведения.
Пуговка не стал тратить время на любезности и шутливые разговоры. Он провел Джека в свою контору и налил ему виски.
— Я не пью, — покачал головой Джек.
Пуговка настойчиво сунул ему в руку стакан:
— Это не для удовольствия. Это чтоб вы не треснули и не засыпали мой пол осколками.
Джек взял стакан и залпом осушил его, лишь для того чтобы маленький человечек заткнулся. Пуговка взял у него пустой стакан и вновь наполнил его.
Джек попятился:
— Я не осмеливаюсь.
Пуговка свирепо глянул на него:
— Этот для меня. — Портной забросил в горло виски, как матрос, затем еле отдышался. — Так-то лучше, — задыхаясь, выговорил он и убрал графин в шкаф. Усевшись напротив Джека, он поставил локти на колени и наклонился вперед. — Рассказывайте.
И Джек рассказал ему все.
— Я позволил ей уйти, — наконец произнес он. — Я не мог предать ее снова.
Пуговка потер лицо.
— А малышка Мелоди? Лорел заберет ее с собой?
— О да, — тихо откликнулся Джек. — Думаю, что так и будет. — Мучительная боль в сердце была естественным результатом того, что сердце рвалось пополам. Если бы мир был справедлив, Лорел забрала бы его целиком, а не оставляла Джека с жалким кровоточащим обрубком.
Пуговка откинулся на стуле и вздохнул:
— Все эти счастливые пары. Полагаю, пройдет немного времени, и я потеряю еще одну. Видимо, и я не совершенен.
Джек не очень-то и слушал его. Он умирал дюйм за дюймом. Он остался один. Наверное — он в этом не сомневался, — Лорел уже обнаружила открытую дверь чердака и явила себя членам клуба. После этого даже друзья отвернутся от него. И он, конечно, не станет их винить. Все последние годы он старательно избегал дружеских связей. Откуда было ему знать, как тяжело будет рвать их?
Ему вдруг захотелось вновь очутиться в сером глухом мире и продолжать там жить!
Неужели это правда? А как же Мелоди? Не знать ее? Не знать Лорел, теплую и сладкую, лежащую в его объятиях, танцующую и поющую на крыше? Упустить знакомство с настоящей любовью?
Нет! Каждый такой момент был подарком небес.
А вот следующие сорок или около того лет станут настоящим адом.
Когда несколько минут спустя в контору Пуговки ворвались Колин и Эйдан, Джек просто решил. Что ад наступит немного раньше, чем он предполагал.
Уилберфорс нашел своего младшего швейцара на площадке черной лестницы любующимся Сент-Джеймс-стрит в маленькое окошко, расположенное высоко в стене.
Бейливик с тоской посмотрел на своего начальника:
— Она ушла.
Уилберфорс знал, что молодого гиганта огорчила не только разлука с малышкой Мелоди, Фиона тоже в этот день покинула «Браунс».
Было мучительно больно видеть, как это подкосило такого большого и доброго мужчину.
Фиона подошла утром к Уилберфорсу. Она высоко задрала подбородок и расправила плечи, но лицо было бледным, а глаза покраснели от слез.
— Думаю, что я не подхожу городу Лондону, — сказала она дворецкому. — Мне жалко расставаться с леди, сэр, но городской воздух не для меня.
Она хорошо поработала за проведенную в «Браунсе» неделю, так что Уилберфорс отдал ей не только заработанное жалованье, но и премию вдобавок. Теперь, глядя на страдания Бейливика, он подумал, что, пожалуй, не стоило отпускать Фиону с такой легкостью.
Фиона проводила малышку Мелоди с ее матерью. Потом она долго паковала свой маленький чемодан, еще дольше задержалась на кухне, прощаясь со всеми слугами.
Со всеми, кроме одного.
Бейливик не смог сказать ей «прощай».
— Бейливик! — В конце концов, сколько можно?! Уилберфорс слишком долго нянчился с этим парнем. — Фиона ушла, потому что ты буквально выставил ее за дверь.
Бейливик потрясенно обернулся к Уилберфорсу:
— Я, сэр? Но я…
— Ты ее выгнал
Бейливик вытер нос рукавом ливреи. Содрогнувшись, Уилберфорс сделал вид, что не заметил этого.
— Я ее не выгонял! Я хотел, чтобы она поняла, что я не похож на других парней!
— Она видела, что в отличие от других ты ею совершенно не интересуешься.
Бейливик растерянно заморгал:
— Но я же достал ей эту работу… Я носил для нее все свертки. Я собирался сделать ей подарок!
— Романтический?
Бейливик пожал плечами:
— Это был набор серебряных щеток. Для дам. Вроде как орудия труда.
Уилберфорс смотрел на Бейливика, не выказывая кипевшей в нем досады.
— Разве это можно назвать романтическим подарком?
Лицо Бейливика сморщилось от отчаяния.
— Но у меня нет никакого опыта, сэр. Я никогда до этого не ухаживал за девушкой.
Бедный Бейливик. Любящий и верный. Бедная Фиона. Опытная во всем, кроме настоящей любви. Они были невозможной парой. Они были созданы друг для друга.
Нет, так не пойдет. Мир перекосился. А Уилберфорс гордился тем, что умел его выпрямлять и наводить порядок.
— Почему ты не попросил ее выйти за тебя замуж?
Бейливик растерялся еще больше:
— Но младшие швейцары не женятся, сэр. Мы ведь должны жить в доме. Жена ведь не может жить в доме!
