Пуговка закончил пристраивать фату на ее головку и отступил на шаг.
— Идеально, — торжественно объявил он.
Мелоди с чувством высморкалась.
— Все это так романтично.
Пуговка забрал у нее грязный платок и дал чистый.
— Так ведь и твоя история — чистой воды роман, малышка. Сейчас Эван ждет внизу минуты, когда поведет тебя к алтарю, желая принести клятву, что будет любить тебя вечно. Так что скажешь? Присоединимся к нему?
Улыбка Мелоди была похожа на солнце, вышедшее на небо после грозы.
— О да. Пошли.
В дверь постучали. Пуговка открыл ее и поклонился входящему.
— Милорд, она готова!
Мелоди шмыгнула носом.
— Разве я готова? — Она растерянно моргнула, глядя на себя в зеркало. От элегантных, расшитых жемчугом туфелек до многомильной фаты все было в порядке.
Вошедший в комнату высокий сухощавый элегантный седовласый маркиз Стрикленд улыбнулся.
— Ты выглядишь в точности как твоя мать, — прошептал он.
— Правда? — В комнату вплыла маркиза с букетиком нежно-розовых бутонов. Она замерла, глядя на Мелоди. Потом глубоко и тяжело выдохнула: — Проклятие! Когда ты успела вырасти?
Мелоди протянула к ней руки:
— Мама!
Маркиз отошел в сторону, мужественно стараясь сдержать слезы, пока его жена и дочь обнимались и шмыгали носом.
Затем к ним подступил Пуговка:
— Да, все это прелестно. Очень приятно видеть вас, миледи. Разрешите все-таки поправить фату? — Приведя Мелоди в порядок, он откашлялся и протянул ей руку. — У меня для вас подарок.
Мелочи растерянно моргнула.
— Право, Пуговка, не нужно…
Это был носовой платок, квадратик довольно грязного полотна, старательно подшитый, разглаженный и обшитый кружевом. Тряпочка потемнела от времени, и отстирать ее явно не удалось.
— Господи, что это… — нахмурилась Мелоди. — Благодарю вас…
Лицо Пуговки расплылось в улыбке.
— Я знал, что вы думаете, будто она давным-давно расползлась от времени, но там был небольшой кусочек, который я спас. Внутри узла…
— Горди Энн! — ахнула Мелоди и бросилась к Пуговке на шею. — Горди Энн будет на моей свадьбе!
Пуговка ласково похлопал ее по спине.
Мелоди бережно засунула грубую тряпочку в расшитый бисером лиф поближе к сердцу.
Потом она подняла голову и улыбнулась матери, отцу и милому, дорогому Пуговке.
— Тогда пошли, — жизнерадостно объявила она. — Будем жениться-веселиться!
