— Ну вот, — сказал он, принимая мою опустевшуючашу. — Скоро ты почувствуешь облегчение, а пока мы можем поговорить.
Он сел поудобнее, вытянул длинные ноги и расслабился. У негобыло хрупкое телосложение и тонкие черты лица. Узкими пальцами он теребилчерную прядь.
— Расскажи о себе, Джорджина. Чем ты занимаешься?
— Я, ну, работаю в книжном магазине.
— А, так значит, ты любишь читать?
— Стараюсь.
Он кивнул в сторону стены, заставленной книгами:
— Я и сам люблю читать. Нет лучшего занятия, чемсовершенствовать ум.
Он принялся рассказывать о своих любимых книгах, я улыбаласьи вставляла в нужных местах замечания. Во время беседы я почувствовала… ладно,за отсутствием более подходящего слова, почувствовала себя хорошо.Действительно хорошо. Похоже на кайф от превосходного ликера. Чуть покалывалоруки и ноги, а внутри разгоралось теплое чувство эйфории. Я услышаласобственный смех после очередной его шутки. Я смеялась почти искренне.
— Ты очень красива, — вдруг сказал он, и яудивилась, обнаружив, что он сидит почти вплотную ко мне.
Мне пришлось поморгать, чтобы сфокусировать взгляд. Комнатаслегка кружилась перед глазами, а руки и ноги повиновались с некоторой задержкой.Сол протянул руку и провел по моей щеке изящными пальцами.
— Твоя красота — это дар.
Я попыталась шевельнуться, скорей чтобы выяснить, способнали на это, нежели чтобы избежать его касания. Если честно, его прикосновениебыло приятно — чрезвычайно приятно. От него учащался пульс. Вскоре яобнаружила, что могу двигаться. Лишь немного замедленно.
— Ш-ш-ш. — Он положил руку мне на запястье. —Не бойся. Все будет хорошо.
— Ч-что ты делаешь?
Он сжал мое запястье и потянулся к шее. Его губы,коснувшиеся кожи, были теплыми и многообещающими. Я чуть вздрогнула от поцелуяи постаралась осознать, что происходит.
Если коротко, что-то здесь было не так. Я почувствовалаголовокружение и сумбур в мыслях, словно на студенческой вечеринке вВашингтонском университете. А вдобавок ко всему этот бессмертный — этот не нашбессмертный, которого я едва знала, — вдруг показался такимсоблазнительным, что я и вообразить не могла. Разве я не пришла сюда, чтобынадрать ему задницу? Почему я хочу его трахнуть? Это амброзия такподействовала? Не это ли мои основные черты — закосеть и ловить кайф от секса.Становиться еще непринужденней, чем обычно.
Он расстегнул мне блузку, так чтобы его руки моглискользнуть ниже, к грудям, лишь чуть прикрытым черным кружевным лифчиком,который я купила с Дейной. Теперь он целовал меня по-настоящему, в губы. Когдаего язык осторожно проник между моих губ, я ощутила сладостное сходство самброзией.
Вывод: необходима самооборона.
Так сказал Картер, но мне не требовалась защита, разве чтоот себя самой. Мои руки, совершенно не подчиняясь сознанию, принялисьрасстегивать его брюки, а наши тела сплелись воедино на мягких подушках.
Самооборона. Самооборона. Зачем мне самооборона? О чем же язабыла?
Ах да, конечно. Дротик.
Сквозь красное зарево, затмившее мои чувства, я пробиваласьк ясности. Дротик. Дротик должен как-то остановить Сола, прекратитьраспространение ядовитой амброзии. Он не даст Солу вредить людям… таким, какДаг.
Я продиралась сквозь это затмение, я сжимала губы, пытаясьвывернуться из его объятий. Я преуспела, но не слишком. Он все еще был рядом.
— Нет, — выдохнула я. — Не надо. Перестань.
Сол уставился на меня с веселым изумлением:
— Ты не понимаешь, что говоришь.
— Понимаю. Прекрати.
Извернувшись, я высвободила руку и тут же нырнула в карман,где лежал мешочек Картера. Мне нужно было освободить и вторую руку, но Сол неотпускал ее. Опустив взор, я вдруг увидела, что его запястье истекает кровью.Как это произошло? Я ничего такого не делала.
— Джорджина, ты близка к тому, чтобы возвеличитьсясреди всех смертных женщин. Ляг. Перестань сопротивляться. Тебе не будетникакого вреда. Этой ночью ты испытаешь невиданное наслаждение, я обещаю.
Он снова потянулся к моим губам, и снова во мне воспылалаэйфория. В горле застрял блаженный предательский стон. Приняв его за смирение,Сол ослабил хватку, и я смогла взять мешочек обеими руками. И все же это былатяжелая битва. Я контролировала свои действия вовсе не надлежащим образом.Целовать его в этот момент казалось куда важнее какого-то дурацкого мешочка. Нина чем другом я сосредоточиться не могла.
Но я пыталась. Невероятным усилием воли я выбросила изголовы физическое удовольствие и припомнила последствия действия амброзии:опустошенность Кейси, дикие перепады Дага от мрачного исступленного веселья доеще более мрачной депрессии и под конец его безжизненное тело в больнице.
Смертные — хрупкие существа.
Очень хрупкие. А Сол играл с ними, как будто они вовсеничто. Тлеющие угли моего гнева мало-помалу начали разгораться.
Этот бессмертный сильнее тебя. Охотиться на тебя — особенноучитывая, что ты, так сказать, принадлежишь Джерому, — это нечто абсолютнонедозволенное. Твое оправдание в самозащите.
Я снова оторвалась от его губ.
— Прекрати, — еще тверже повторила я. — Яхочу, чтобы ты перестал. Прекрати немедленно.
— И не подумаю, — огрызнулся Сол.
Гнев исказил его медоточивые интонации. Он тяжело дышал,грудь его вздымалась. Он — или я — снял рубашку, и передо мной предстал егоничем не защищенный торс.
— И не подумаю. Поверь мне, раз уж я начал, тебе самойне захочется останавливаться.
Пальцами одной руки я открывала мешочек; другая готовиласьскользнуть внутрь. Амброзия притупила мои реакции, но я не прекращала борьбу иискала, где у него в груди бьется сердце.
— Я три раза просила тебя остановиться. Одного было быдостаточно. Нет — значит нет.
— Нет ничего не значит у таких, как ты. — Онхохотнул, все еще не принимая меня всерьез. — Что это с тобой? Я думал, тыхочешь стать бессмертной.
Рука нырнула в мешочек и вытащила дротик. Мы с Соломодновременно почувствовали его силу, и тут же он понял, кто я такая. Онвытаращил глаза, но я не дала ему времени на размышления. Сама я не раздумывалаи не колебалась. В точности как велел Картер, я просто приняла меры — вплоть домерзкой кульминации.
— Не впервой, — сказала я, вонзая дротик ему всердце.
На мгновение Сол застыл, не в силах поверить случившемуся.
И тут началось черт знает что.
Глава 20
Пронзив сердце Сола этим крошечным кусочком дерева, я будтовзорвала в комнате ядерную боеголовку. Ударная волна сшибла меня с дивана, и ябольно и громко шмякнулась об пол. Застучали о стены мелкие предметы. Попадаликартины и прочее искусство. Лопнули и осыпались сверкающим ливнем оконныестекла. И еще внутри хлынул дождь. Вокруг меня опадали красные сверкающие струикрови и блеска.
