– Будем жить одни. Нам никто не нужен.
– Мы пропадём! – заплакала она, стирая с лица капли мелкого осеннего дождя.
– Я справлюсь. Нет охотника более умелого, чем я…
Он соорудил в горах небольшой шалаш из еловых ветвей.
– Жди меня. Я скоро вернусь, принесу оленя…
Когда он возвратился, Мари не шелохнулась.
– Что с тобой?
У неё был жар.
– Мы погибнем, – не переставали шептать её губы.
Одиночка опустился рядом. Всё его существо вдруг наполнилось безграничным отчаянием.
«Почему со мной произошло всё это? Зачем я сделался беглецом? Кто заставляет меня скрываться от моего народа? Я, лучший в общине, превратился в изгоя. За что Великий Дух послал мне такое испытание? Что я должен понять?»
На второй день он услышал конский топот.
– Вы пришли за мной?
Он вспрыгнул на своего жеребца и выехал на тропу. Не успев произнести больше ни слова, он рывком откинулся назад, и схватился за грудь, куда ударила пущенная из тугого лука стрела. Секундой позже рядом воткнулась вторая. Одиночка взмахнул руками и опрокинулся, соскользнув с коня. Всё ещё не понимая, откуда прилетели стрелы, он крутил головой, напрягал зрение, силился подняться.
Выехавшие из зарослей орешника всадники были не Черноногие, а Лакоты, всего человек десять.
– Вот и всё, – прошептал Одиночка. – Так даже лучше. Не хочется умереть от рук соплеменников.
Всадники легко подскакали к нему, трое из них спрыгнули на землю и по очереди прикоснулись к Одиночке.
– Подвиги… Да, вы заработали их… – Он слабо оскалился и бросил голову на землю.
Один из них сгрёб рукой волосы на голове Одиночки и срезал их вместе с кожей. Умирающий заскрипел зубами, но не произнёс ни звука.
«Это могло случиться уже давно, – подумал он. – Это могло случиться даже в раннем детстве. Но я прожил славно, громко, весело. Теперь можно умереть. Жаль только, что Белый Дух…»
Он не успел додумать мысль.
Чуть позже Лакоты заметили шалаш.
– Женщина! – закричал вожак.
– Светловолосая женщина! Какие у неё зелёные глаза!
– Я возьму её себе, – решил вожак.
– У неё ребёнок!
– Это хорошо. Но я вижу, она хворает. Она не сможет сидеть в седле…
Они соорудили волокуши и уложили Мари вместе с младенцем под тёплую бизонью шкуру.
– Зачем тебе эта женщина? – спросил вожака кто-то из отряда.
– Чтобы вы все завидовали мне! – Он весело засмеялся. – Ни у кого нет такой жены. Вы видели её глаза? Великий Дух сделал мне щедрый подарок.
На следующий день Мария попыталась подняться, но не смогла. Слабость целиком завладела её телом. К вечеру женщина стала бредить, её охватил жар. На следующее утро индейцы обнаружили, что она не дышит.
Нарушитель терпеливо ждал.
Поначалу шёл сильный ливень, затем холодный ветер уволок дождевые тучи и заполнил пространство взвесью из грязи и мокрой снежной пыли. Весь день воздух клубился серыми бурунами, к вечеру буйство постепенно угасло, однако небо так и не просветлело, низко нависая над холмами.
Джордж Торнтон отправился на охоту вместе с Жераром, но отстал во время дождя. Решив переждать непогоду, он приютился под кряжистым деревом, у которого за долгие годы в корнях образовалось нечто вроде пещеры. Когда дождевая пыль стала рассеиваться, он увидел неподалёку фигуру всадника, накрывшегося бизоньей шкурой.
– Жерар! – позвал Джордж.
Человек медленно повернул голову. Сквозь мутное дрожание воздуха Торнтон сумел различить, что это был вовсе не Жерар, а индеец.
– Чёрт возьми!
Нарушитель ждал. Он знал, что Джорджу оставалось недолго. Часы отсчитывали последние минуты его жизни. Последние дни Нарушитель находился рядом, дышал Джорджу в затылок.
«Давай, мальчик, действуй. Днём раньше, днём позже, но ты попадёшь в то самое место, где тебя подловит стрела…»
Джордж торопливо выставил перед собой ружьё, проверяя замок. Индеец уже повернул коня в сторону Торнтона, вытащил из-под бизоньей накидки лук, натянул его и направил стрелу на Джорджа.
– Разрази тебя гром! – опять выругался юноша.
Сквозь ровный шум мелких капель воды Джордж отчётливо услышал, как тренькнула тетива и стрела рассекла вязкий осенний воздух. Увенчанная крохотным наконечником стрела ударила Торнтона в верхнюю часть груди. Ощущение было такое, словно целый мир собрался в пучок и впился в Джорджа всей силой своего многообразия: в голове зашумело тысячами звуков, перед глазами пронеслись потоки цветных пятен, боль сконцентрировалась сначала в одной точке, затем чёрными кругами расползлась по телу.
Джордж поднял ружьё и выстрелил. Неторопливо двигавшийся к нему дикарь качнулся и рухнул в грязь.
– Если бы ты умел пользоваться своим сознанием, Джордж, – услышал Торнтон чей-то голос, – ты бы справился с этой ситуацией. Не так тяжела твоя рана. Тебя подкосили растерянность и страх. Ты не в силах перешагнуть через то, что тебе дано, так что не мучай себя, не цепляйся за жизнь попусту.
– Кто здесь? – пробормотал слабо Джордж. – Я уже умер? Кто тут?
– Ещё не умер, но уже близок к этому.
– Чей это голос? Это бред? – Джордж попытался подняться, но руки и ноги не слушались его. – Я умираю, но мне почему-то не страшно.
– Умирать страшно только в тех случаях, когда ты что-то теряешь. У тебя ничего нет. Ты свободен.
– Кто разговаривает со мной? Дьявол? Ангел?
– Забудь об этих глупостях…
Джордж поднатужился и на этот раз поднялся. Зрение прояснилось, окружающий мир сделался настолько чётким, что Джордж на мгновение испугался. Его глаза видели не только то, что находилось в двух-трёх десятках метров перед ним, но без труда различали даже крохотные камешки на холмистой линии горизонта. Чуть поодаль лежал застреленный Торнтоном дикарь. И точно такой же человек стоял над мёртвым телом туземца – с тем же лицом, теми же глазами.
«Откуда он взялся? Почему их двое? И почему он не хватается за лук, чтобы снова пустить стрелу?»
Индеец равнодушно кивнул Джорджу и, сделав шаг, сразу скрылся из виду, будто его и не было вовсе. Джордж растерянно вздохнул, но вздоха не получилось. Что-то мешало ему дышать. Он решил осмотреть себя и только теперь понял, что разглядывает свою фигуру со стороны – неподвижную, мокрую, окровавленную, с торчащей из груди стрелой.
– Да, – опять проговорил голос, – теперь ты перевалил через рубеж смерти.
Мутная тень промелькнула перед Джорджем и быстро беззвучно упала на его тело, из которого торчала стрела. Он увидел, как тело его шевельнулось, по лицу пробежала гримаса боли.
