Едят они два раза в день, утром и вечером, да еще бывает, что у рыцарей за столом побираются, кто не на службе.
Джарвис следил за собаками и удивлялся. Для него собачий мир был как-то внове. Теперь он ясно видел, какая у псов богатая мимика и что у каждого свой характер: кто-то тихий, кто-то шебутной. Некоторые, словно дети, возятся с игрушками — камнями, плодами, кто с чем, причем очень резво манипулируют, орудуя лапами.
Грек все продолжал восхищенно рассказывать Джарвису о собаках, и англичанин признался:
— Я б и сам, пожалуй, такого друга завел, да плаваю часто, а дома за ним следить некому…
— Так в чем же дело! Заведи себе морского пса. Пусть плавает с тобой.
Роджер внутренне усмехнулся — а ведь мысль!..
— Полагаешь, такое возможно?
— А что, никогда такого не встречал?
А ведь прав собачий магистр, было дело, и не раз: видал он судовых псов.
— И то правда! Если только не запретят… Заведу медведика… Я тогда к тебе обращусь, если что, хорошо?
— Всегда пожалуйста! О, каштан. — Грек сорвал колючий плод и спросил одного из псов, тут же им заинтересовавшегося: — Ну что, хочешь ежика? Где ежик?
Полосатый статный пес сморщил лоб, расправил по диагонали висячие уши — словно рога на колпаке у шута — и вуфкнул, нетерпеливо переступая с лапы на лапу. Грек бросил ему каштан: и началось! Лай, "мышкование" — это когда пес вел себя, как лиса, когда она охотится на мышей, — подпрыгивал и резко двумя лапами бил туда, где игрушка: так лисы глушат мышей под землей и под снегом. Раззадорившись, возьмет его в рот, а он колючий! Выплевывает с досады и еще пуще им занимается!..
Потом "ежик" ему резко надоел — пес переключился на осу. Ловил ее ловил, потом все-таки поймал ртом, жевнул. Оса упала на землю, попыталась уползти, но пес, скребя лапой, буквально затоптал ее. Когда оса перестала двигаться, он потерял к ней всяческий интерес и вернулся к каштану.
— А ничего, не кусают их осы-то?
— Пока нет. Укусит если, тогда запомнит, а так говорить бесполезно. Не то что не понимает — не хочет понять, вот в чем суть. Любят насекомых ловить, мелких птиц гонять. Ворон вот опасаются — большие они для них, что ли… А не дай Бог, кот появится! Кто его ни разу не видел, и то у них стремление на дерево его загнать. Для них, верно, кот — что для нас турок. В крови вражда уже…
— Интересная мысль. А вот, к примеру, поиск людей. Вы псов сами учите или как это вообще происходит?
— И мы их учим, и они, я подозреваю, тоже здорово друг друга учат. Сначала отбираем тех, кто к чему способен — кого на поиски, кого на караул. Пристраиваем молодых к старым, испытанным, ну и так далее. Оглянуться не успеешь, поколение сменяет поколение, и бывшие ученики сами становятся учителями. Как и в ордене, только гораздо быстрее. Привыкаешь к ним, как к детям, и никак не можешь смириться с тем, что они живут намного меньше… Никак. Как-то странно все это происходит — их детство словно напрямую переходит в старость. Они большие, живут меньше маленьких. Иной раз даже хочешь уйти, когда что-то с ними случается, но потом понимаешь, что без них просто не прожить. Я — и без собак. Да разве такое можно себе представить?
— Наверное, уже нет… Даже я с трудом могу это представить, хотя только-только с тобой познакомился. Да и это не так — я не знаю твоего имени.
— Лев.
— Роджер Джарвис.
— Это тот, что разорил турецкий плавучий мост?
— Тот самый, чего лукавить.
— Герой. — Грек похлопал моряка по плечу.
— Герой-то герой, да, видишь, не шибко расцвел. Впрочем, и не стремился.
— Вот это я называю здравым подходом к делу.
— Ты местный?
— Да, здесь я родился и вырос.
— А я из Плимута.
— Видел в стенах замка древние каменные плиты с изображением битвы моих пращуров с амазонками?
— Да как-то недосуг было. Все плаваешь меж островов, и остановиться было некогда. Сейчас вот выдалось свободное время, да и то случайно, чувствуешь себя немного даже не по себе. Видал вот льва на Английской башне, а вот новый ли он, старый — не разбираюсь.
— Старый. Пойдем, я покажу тебе чудо, созданное гением моего многострадального народа.
В сопровождении жизнерадостной стаи собак Лев и Роджер пошли к одной из замковых стен. Там были вмурованы сцены амазономахии, взятые рыцарями с руин галикарнасского мавзолея.
— Вот, — указал Лев, — герои Эллады сражаются с племенем воинственных женщин.
Роджер, затаив дыхание, смотрел на экспрессию борьбы, много веков назад запечатленную божественным резцом. Мир за этот сегодняшний день словно раздвинулся и заиграл для Джарвиса новыми, ранее неизвестными гранями, и все это было столь волнительно — и мудрые человечные собаки, и древние, словно ожившие камни… Особо впечатлила ядреная полунагая дева, твердо стоящая на мускулистых ногах, уже безоружная, но бесстрашно идущая на смертельное оружие крепкой грудью, замахнувшись кулаком на вооруженного грека, готовясь при этом еще и лягнуть его могучей ногой воительницы… Презрение к смерти, сила, отвага в каждом мускуле, в каждой жиле…
— Какая женщина! — восхитился моряк.
— Она многим нравится… Но я ценю ее больше, чем прочие, ибо вижу глубже… Хоть она и варварка, но я чувствую в ней создавший ее дух Эллады. Как моя несчастная страна, она уже обезоружена, но ее не взять в рабство, она предпочтет смерть — однако и смерть не властна над ней. И я верю, что моя родина так же одолеет всех врагов своих и, отерев пот и кровь, радостно подставит свою высокую грудь солнцу свободы…
— Лев, ты просто поэт.
— На этой земле нельзя не быть им… Высокие горы, чистые реки и озера, ароматнейший сосновый лес, пронизанный лучами солнца — как не населить все это красивыми нимфами, веселыми сатирами, хмельными кентаврами, молодыми и беззаботными божествами, которых наши строгие церковные отцы заклеймили бесами, хотя это всего лишь воплощение радости жизни!.. Нет прекрасней ничего моей родины — только разве что смерть за нее…
Роджер молча обнял Льва, похлопав по спине; судорога свела его горло, и он только и смог выдавить из себя:
— Рад, что мне сегодня довелось познакомиться с человеком, который…
— Завтра я отведу тебя на руины мавзолея, если захочешь.
Полосатый пес, охотник за каштанами, встал на задние лапы и ревниво стал отодвигать лапой руку англичанина от своего кормильца…
Вечером Роджер был
