тоже не шевелилась. Оставшаяся без поводыря Лула продолжила скакать дальше.
– В задницу Билли Диксона, – сказал я.
Не останавливаясь, Лула удалялась от нас и вскоре совсем скрылась из виду. Мы подъехали к Беспощадному, соблюдая осторожность на случай, если он притворялся, а пуля угодила в лошадь.
Я соскочил на землю и помог Коротышу спешиться, что он воспринял с видимой неохотой. Осмотрев Беспощадного, мы увидели, что пуля прошла навылет, раздробив позвоночник дюймах в шести повыше копчика. Затем угодила лошади в шею и застряла в затылке, уложив ее так же верно, как и Беспощадного.
– Проклятье, жаль лошадь, – сказал Коротыш. Потом взглянул на меня и добавил: – Должен признаться, я целил ему в голову. Траектория выстрела ушла ниже, чем я ожидал. Будь он в этот момент впереди футов на шесть или восемь, я бы и вовсе промахнулся.
– Но ты не промахнулся.
– Ладно, – сказал Коротыш, усаживаясь на ближайший пень и не выпуская поводья из рук. – Я передохну тут, пока ты разыскиваешь сестру. Лошадь моя, похоже, выдохлась сильнее твоей.
Я поехал вперед, поглядывая по сторонам. Спустя какое-то время наткнулся на ее лошадь. Животное лежало, подобрав под себя ноги, судорожно глотая воздух. Похоже, с ней все было кончено. Вот только Лулы нигде не было видно.
Я не останавливался и наконец заметил ее впереди. Она двигалась быстрым шагом. Я стал звать ее, но либо она не слышала, либо оставила крики без внимания. Она все ускоряла шаг, пока не побежала. Но сразу же споткнулась и упала лицом вниз.
Спрыгнув на ходу с лошади, я прокричал:
– Лула, ты в порядке? Постой. Это я.
Я подбежал к ней. Она развернулась, держа в руке «дерринджер». Не иначе подобрала его во время перестрелки и спрятала под одеждой. И она выстрелила в меня.
(23)
– Проклятье, Лула, – сказал я. – Ты подстрелила собственного брата.
Пуля угодила мне в колено, лишив опоры. Теперь я сидел на собственном заду, корчась и зажимая руками рану.
Она подошла ко мне и нацелила свой двухствольный «дерринджер» прямо мне в лицо. В ее глазах колыхалось пламя. Она взвела курок на втором стволе.
– Лула, я твой брат. Джек.
Лула продолжала смотреть на меня, как ребенок, перед тем как раздавить жука. Потом по ее лицу пробежала тень, оно будто обмякло и округлилось. Она прищурилась, облизала губы и лицо ее наконец обрело осмысленное выражение. Судя по всему, мой заплывший глаз, синяки и грязь, которой я был перемазан, сильно изменили мою внешность. В следующий миг «дерринджер» полетел в сторону, она бросилась на колени, схватила меня и стала осыпать поцелуями. Я обнял ее и стал целовать залитое слезами лицо, а потом сам расплакался. Мы рыдали и не могли остановиться, так что я даже забыл о своем раненом колене. Помните, что я говорил вам о Паркерах? Когда открывается клапан, это надолго. И вот, это случилось, и мы рыдали, целуя друг друга в лоб и щеки, и все плотины внутри нас, похоже, лопнули.
Лула начала повторять: «Джек, Джек, Джек, Джек» – как будто только что вспомнила мое имя.
Прошло довольно много времени, прежде чем я смог подняться, и Луле пришлось мне помогать. Боль в колене была адской. Я огляделся и заметил Коротыша, который направлялся к нам верхом неспешной рысью. Одной рукой он держал поводья лошади Лулы, которая, против ожиданий, смогла оклематься.
– Ребенок верхом? – сказала Лула.
– Карлик, – ответил я. – Только не проси его исполнить цирковые трюки.
Пока мы наблюдали за приближением Коротыша, Лула, не глядя на меня, сказала:
– Джек, больше я уже не такая, как раньше.
– А кто из нас такой же? – сказал я.
– Все эти люди. Они…
– У меня что-то есть для тебя.
Я вытащил из кармана цепочку и протянул так, чтобы она могла взять. Она взглянула, потянулась было, но отдернула руку.
– Не могу, Джек. Оставь пока у себя. Я не смогу ее носить. Раньше ее носила совсем другая девушка.
– Для меня ты та же самая, – сказал я и надел ей цепочку через голову. Что-то снова промелькнуло на ее лице, но я не мог взять в толк, что именно.
Подъехавший Коротыш соскочил с лошади.
– Как ты вскарабкался туда без своей веревочной лестницы? – спросил я.
– Много старания и один высокий пень. Так это Лула.
– Это выстрел Коротыша уложил Беспощадного, – сказал я.
– К несчастью, и его коня, – прокомментировал Коротыш. И обратился к Луле: – Вы премилое зрелище, мисс Лула.
В ответ она постаралась изобразить улыбку.
– Буду куда лучше, когда отмоюсь.
– По мне и так замечательно, – сказал Коротыш. – Кстати, для справки, отмытый я выгляжу практически как сейчас.
Теперь Лула действительно улыбнулась. Улыбка показалась мне заимствованной – как-то не слишком вязалась с ее лицом. И все же это была улыбка. Которая растаяла, как морозный узор на подогретом стекле.
– Похоже, я подстрелила собственного брата, – сказала она.
Увидев нас, Джимми Сью побежала ко мне навстречу. Боров вприпрыжку бросился за ней. Позабыв про ранение, я спрыгнул с лошади и тут же упал. Колено успело распухнуть, как сарделька в слишком плотной оболочке.
Боров подоспел первым и принялся тыкать меня рылом, точно собака. Следом Джимми Сью помогла мне подняться. Мы обнялись и расцеловались. По щекам Джимми Сью катились слезы.
– Я решила, что с тобой покончено, – сказала она.
– Нет, – сказал я. – Все хорошо.
Лула спрыгнула с лошади, подошла и поглядела на Джимми Сью.
– Вот это, – обратился я к Луле, – моя возлюбленная Джимми Сью… забыл фамилию.
– Да насрать, – сказала Джимми Сью. – Все равно будет как у тебя.
– А вот этот уродливый зверь, – сказал я, – наш Боров.
Джимми Сью улыбнулась Луле и сказала:
– Иди ко мне, сестренка.
Лула подчинилась, двигаясь как будто на деревянных ногах. Джимми Сью подхватила ее под руки. Лула снова расплакалась, и будь я проклят, если Джимми Сью не заплакала вместе с ней. Совсем скоро и я зашмыгал носом, так что пришлось оставить их и отойти в сторону, чтобы не выглядеть дурацкой размазней.
Пожалуй, и вся история, добавить осталось немного. Юстас не погиб, просто заработал несколько пуль. Для него все равно что комариные укусы. Когда он протрезвел, то вместе с Коротышом сгрузил тела в повозку, кроме обгоревшего истязателя медведей. Юстас нашел в хижине ведерко, несколько раз наскреб туда грязи и забросал костер вместе с лежащим в нем телом. Получилось, правда, не очень. Руки и одна обгоревшая нога Хилого остались торчать из кучи. Когда Юстас закончил свою работу, его раны открылись. Одна пуля прошла навылет и не задела никаких важных органов, а вторая застряла в теле совсем неглубоко, чтобы причинить заметный вред. В конце концов он просто выдавил ее наружу большим и указательным пальцами.
Спота и Уинтона тоже положили в телегу, но в стороне от бандитского сброда. В хижине нашлись одеяла, и Коротыш накрыл ими
