обернувшись. — Лучше закрыть, дует, знаете ли…
— Смотрите, как выглядит настоящий порядок, — сказала чародейка, вставая. — А искусственно созданное вами преступление вызвало лишь хаос, сумятицу и ссору меж теми, кто считал себя близкими друг другу.
Он закрыл окно и повернулся к Ови со словами:
— Главное, что префектура знает лучшую ученицу. Прощения, атессира чародейка, мне нужно работать.
Снаружи её ожидал только Илес, на плече которого сидела ласточка. Полурослик рассказал, что Паристо и Альцира на какое-то время задержались у кабинета, но вскоре прошли дальше. Кажется, их не интересовало ничего, кроме грядущей защиты выпускных работ и выпуска последнего курса. Девушка произнесла, обратив взор к окну:
— Неужели безумство — расплата за гениальность? Не того я хочу, не того…
— О чём ты? — не понимал Илес.
— Человек не должен жить по двести лет, как акадари. Высшими силами отведён срок. Нельзя искусственно увеличивать его. Всё, что ты прибавляешь себе, — это фальшивка. Пойдём, нужно вернуть диадему в реликторий, сходим к мастеру Тункве. А затем… будем отдыхать.
* * *
Вскоре после успешной защиты выпускной работы прошёл последний бал, который, однако, Овроллия провела в спальном корпусе, постоянно перечитывая письмо с гербовой печатью розы. Дни летели быстро, сокурсники Ласточки строили планы и пытались оживить её, но она вежливо отклоняла все их просьбы, связанные как с безобидными шалостями, так и с походами в город. Незаметно для Ови наступил день главного торжества.
В самом большом зале, где неделю назад и проводился бал, в несколько длинных рядов расположились скамьи и столы. Выпускники и профессора ели и пили, многие шутили между собой, обсуждали грядущую жизнь, делились житейскими советами, но происходящее не выходило за рамки приличия. Овроллия, сидя рядом с друзьями, улавливала из голосов вокруг, что убийство и комендантский час с последующим столкновением двух отрядов ополчения не интересовали никого.
Кресци, замечая отстранённость подруги, постоянно обнимала её и пыталась включить в разговор с остальными, а Нундар, Фирца, Рицент и другие, кого Ови всегда считала друзьями, поддерживали желание. Изредка Овроллия переглядывалась с Винесцорой, сидящей во главе стола рядом с профессорами, как и полагается старосте курса. Нимфа отвечала своей сопернице тёплым взглядом, которому бы позавидовала сама старшина юстициаров Лёдериц. Ласточка переживала, что ледяная дева не почтила своим визитом академию, а значит, не могла услышать всего, с чем сегодня предстояло познакомиться Умам Белого Пергамента.
— Ректор сказал, что за мной ещё стоит последний акт симфонии, — проговорила Ови вполголоса.
Кресци непонимающе посмотрела на неё и переспросила. Эмоции переполняли всех, потому они быстро отвлекались от подавленного состояния Овроллии. Однако именно она начинала своё перерождение перед вступлением во взрослую жизнь.
Когда большой колокол ознаменовал полдень, архимаг, занимая место посередине за центральным столом, звонко отчеканил тростью. Волна молчания прокатилась по залу до самых дверей, и магистр Хольбериц, встав с места, лекторским голосом объявил о начале официальной части церемонии.
Всё время, пока шло награждение лучших выпускников по специальностям, Овроллия размышляла над словами, которые хотела произнести. Сидящие за её спиной, по бокам и перед ней школяры были внимательны, как никогда в своих жизнях. Преподаватели, часть которых находилась рядом с любимыми студентами, но большая часть ютилась в конце стола, у мест руководства академии, слушали с улыбками все те комплименты, которыми их осыпали благодарные отличники. Ласточка думала о той идиллии, том порядке, который выстраивался в академии веками, и понимала, что в этот торжественный день нельзя выплёскивать накопившуюся в себе горечь.
— Ови, когда ты наконец скажешь, куда дела птицу? — шёпотом спросила Кресци, словно подобрав удобный момент.
— Развоплотила после защиты, — призналась та. — Не волнуйся, скоро я призову её. Сейчас же мне нужны только собственные… мысли.
Очередь награждаемых дошла до Винесцоры. Статная, наподобие старшины Лёдериц, девушка в момент триумфа обладала взглядом безукоризненным, царственным и в чём-то подобострастным, но только не высокомерным. Она выслушала все благодарности, адресованные ей архимагом, одарила зачарованным голосом всех окружающих и, заострив внимание на Овроллии, поблагодарила одну талантливую сокурсницу, хотя Ласточка услышала лишь последние слова:
— …чья доблесть стала примером для всех нас.
Нимфоподобная красавица вернулась на место, и Хольбериц, переглянувшись с архимагом, пробасил:
— Прошу подойти сюда Овроллию по прозвищу Ласточка, выпускницу факультета Защиты и поддержки.
Ласточка послушно поднялась с места и, схватившись дрожащими пальцами за складки платья, подошла к центральному столу. У подиума она одарила поклоном руководство Белопергаментной и повернулась к остальным. Архимаг сказал из-за её спины:
— Мне тяжело подобрать слова, которые бы могло выразить моё уважение к этой девушке. Дочь равнин — так однажды назвал её я. На её долю выпало серьёзное испытание, борьба со злым гением, порождённым лишениями, тревогой и… обманом. В королевстве Вайндуол есть такая поговорка: «Когда начинаются грозы, люди прижимаются друг к другу, как в самые страшные холода». Я считаю, что Овроллия доказала своё право быть одной из нас. Она победила в честной борьбе, нашла себя среди страниц учебников и пергаментов, колб и резонаторов, острых умов и родных голосов… Она взлетела подобно ласточке в небеса, и небеса одарили её благословением. Она — наш символ и гордость, пример для подражания будущим поколениям. Её магия сильнее магии многих, но ещё сильнее — талант и та страсть, с которой она относится к чародейству. Думаю, никто не станет спорить, что она заслужила эту награду.
К девушке подошёл наставник Кенциль. В его руках была бархатная подушка, на которой покоилась Диадема знаний. Воспитанница кротко улыбнулась и позволила профессору надеть артефакт на свою голову. Поправив заплетённые косы, Ови поблагодарила Кенциля, и он отошёл в сторону.
Давящий на само сознание глас ректора всё больше напоминал звон бьющегося стекла. Ласточка чувствовала, как устала от льстивых слов, которым не соответствовала ни она, ни многие из находящихся вокруг. Паристо был подкован в навыке красноречия, но он следовал мнимому порядку, который был чужд той, кто стояла перед ним.
— Прощения, нессир архимаг, — прервала разглагольствования Ови. — Позвольте сказать мне.
Зал не дышал. Никто никогда не смел прерывать Архимага, когда он произносил подобные речи. Однако наступившее молчание позволяло судить о том, что ректор не собирается отчитывать кого бы то ни было.
— Почти одиннадцать лет назад началось это путешествие. Но не по миру, не по другим вселенным, а по огромному океану знаний. Бушующая пучина и вздымающиеся вверх волны забирали всякого, кто не показывал свою готовность, всякого… кто сомневался и отступал. Эти долгие годы научили нас не только таким простым вещам, как любовь, дружба и взаимовыручка. Мы осознали, кто мы такие, чего хотим
