другом свете.
– Ну, я пошла, отдыхай. Так мне завтра прийти? – спросила Нина.
– А ты можешь? – с надеждой спросил Алексей.
– Приду. Поправляйся! – помахала рукой Нина и быстро вышла из палаты.
Алексей сел на кровати, потом встал и, придерживаясь за мебель и стены, поковылял в сторону умывальника. В зеркале над раковиной увидел свою жуткую бледно-жёлтую физиономию с чёрными кругами вокруг глаз, с отросшей светлой щетиной.
«Ужас! Нинка, наверное, испугалась, просто виду не подала», – подумал он. Надо что-то делать.
Он отполз назад, к своей кровати, и увидел, что на тумбочке стоит тарелка макарон с котлетой, и стоит стакан с мутным чаем и двумя кусками хлеба сверху. И вдруг ему жутко захотелось есть, всё равно что, и он с жадностью запихал в рот эту холодную котлету, и макароны, и хлеб, и залил всё это слегка тёплым сладким чаем. Опять залёг в койку и стал отдыхать от всех этих своих подвигов.
Но отдыхать уже почему-то совсем не хотелось, и, несмотря на слабость, Алексей снова принял сидячее положение.
– Соседи, скажите, а как отсюда можно позвонить? – спросил он сопалатников.
– Телефон-автомат есть в конце коридора, там очередь всегда большая. У сестрички на посту телефон есть, но она не разрешает звонить. Попробуй, может, ты её уговоришь, – ответил сосед.
Денег у Алексея не было, поэтому он поковылял к сестринскому посту с самым жалобным выражением лица. Но там за столом на месте медсестры никого не было, ура, повезло! Видимо, сестрички делали вечерние процедуры. И Алексей быстро набрал свой домашний номер.
– Ма, привет! – услышав «алло», произнесённое голосом матери, сказал он. – Я с поста звоню, здесь не разрешают телефон занимать, поэтому очень коротко. Слушаешь?
– Да, да, Алёшенька! Как ты? Даже встаёшь уже, вот молодец! Слава богу! – обрадовалась мама.
– Мам, завтра поговорим. Ты придёшь? Принеси мне, пожалуйста, какую-нибудь электробритву, у отца попроси, а то я зарос жутко. И из сумки, с которой я приехал, достань футболку и штаны спортивные. Там больше и нет почти ничего, – попросил Алексей.
– Ну, отлично, внешностью своей заинтересовался, значит, к выздоровлению дело пошло, – засмеялась мама. – Приходила, выходит, к тебе старая знакомая? Таня? Она мне позвонила, и я её очень просила к тебе сходить, думала, может, ей удастся тебя из летаргического состояния вывести…
– Приходила Нина, – торопливо сказал Алексей. – Её Татьяна попросила, они дружат до сих пор. Ма, завтра поговорим, приходи с утра, ладно? Есть очень хочется, а то, что ты приносила, бомжи съели.
– Ниночка! Так я и её хорошо помню, красивая такая, чёрненькая! Я вчера все ваши старые фотографии пересмотрела… – начала было мама.
– Мам, ну всё, всё, сестричка вот по коридору уже идёт, сейчас расстрел на месте будет. Шоколадку ещё принеси, что ли. Целую! – Алексей положил трубку и со всей возможной для него скоростью укрылся в палате. Погони не было.
Наутро мама, как и обещала, принесла бритву, футболку и еду. Пюре с куском курицы Алексей слопал тут же и с вожделением стал прислушиваться к звукам из коридора: там развозили по палатам завтрак – кашу и чай. Тоже пойдёт. Но ему не досталось, санитарка велела идти в столовую, раз сам ходить может.
Пришлось идти добывать еду самостоятельно. Хорошо, что мама оставила тарелку, ложку и кружку, а то бы ничего не дали скандальные поварихи. Ладно, теперь дождёмся обеда, интересно, что давать будут? В меню написано: рыбный суп и мясной рулет с перловкой, вот вкуснятина-то!
Мать пошла поговорить с врачом, а повеселевший Алексей побрился, переоделся и стал ждать дальнейшего развития событий, а именно: информации от врача, обеда и прихода Нины. Он сознательно избегал мыслей о более отдалённых перспективах своей жизни, мозг должен отдохнуть, а тело обрести хоть какие-то силы.
Мама вернулась и сказала, что лечащий врач зайдёт к нему позже, когда будет проводить общий обход всего отделения, но, судя по кардиограмме, он считает его состояние неплохим. Сегодня ещё поставят капельницу, а завтра будут готовить к выписке. Возьмут анализы и сделают ещё одну кардиограмму. Видимо, выпишут послезавтра.
– Мама, тут, когда меня ещё в больницу везли, про полис медицинского страхования спрашивали, а ведь у меня, наверное, его нет? – спросил Алексей. – Как меня тут лечат? Ведь вы, наверное, за меня что-то платите?
– Да есть у тебя этот полис, мы же тебя из квартиры не выписывали, а полис-то к прописке привязан, – ответила мама. – Свету твою и детей выписали, когда она квартиру купила, а про тебя мы с отцом подумали, что ты с такой супругой совсем голым и бОсым когда-нибудь останешься.
Алексей промолчал.
– Вот она акула-то зубастая оказалась! – вздохнула мама. – Слава богу, деньги тогда нашлись от неё избавиться, а детям, если что, эта квартира пригодится. Я всегда была уверена, что ты вернёшься, только не думала, что в таком состоянии.
– Да, и я не думал, – сказал Алексей. – Но вот вернулся, и придётся вам с отцом меня какое-то время содержать, как инвалида, денег у меня почти нет. Привёз кое-что из Штатов, но это ерунда какая-то, всё в бумажнике осталось.
Кстати, сохранился ли он, не знаю, меня ведь на улице подобрали. Но раз паспорт нашли врачи, может, и доллары остались целы, хотя это маловероятно. Одежда и вещи где-то в больнице лежат, мне на тумбочку квитанцию из камеры хранения положили.
– Сынок, да ты не думай об этом сейчас, – начала успокаивать Алексея мама. – Поживёшь дома, поправишься, на дачу съездишь, до осени ещё далеко. Уж прокормим тебя как-нибудь, не волнуйся. Пенсии получаем, у отца военная – всё-таки денег побольше. Дача помогает, овощи свои едим. Под картошку ещё участок за садоводством взяли, такой урожай собрали – до весны хватило в прошлом году.
Мама поцеловала его и ушла.
Алексей чувствовал, что к нему постепенно возвращается желание жить и, главное, желание как-то действовать, делать что-нибудь для того, чтобы вылезти из этой ужасной ямы, в которую он себя загнал.
Может, помогает осознание свободы от жены, которая, наконец, отделена от него целым океаном и не сможет теперь каждодневно давить на психику? Или так подействовало неожиданное появление Нины? Казалось, что воспоминания похоронены под грузом последовавших ужасных событий, но нет, ничего не умерло!
А сама Нина… Что она чувствует к нему, может, просто пожалела больного? И ведь она ничего пока ещё не знает про главное, про его преступление, и как она поступит, когда узнает? Надо ей честно всё рассказать, не тянуть с этим, а то он пользуется её добротой и простодушной
