Цендри медлила с ответом, и Дал мрачнел все больше.
— Цендри, я спрашиваю тебя, — требовал ответа Дал. — Ритуалы оплодотворения в отсталых мирах ужасны. Почему ты молчишь? Тебе стыдно?
Внезапно Цендри почувствовала злость.
— Тебе не понять меня! — выкрикнула она. — Ты считаешь, что вся жизнь здесь состоит из набора бессмысленных традиций невежественных аборигенов. Я не позволю, чтобы ты смеялся надо мной.
— Мы договорились, что будем рассказывать друг другу о нашей работе.
— Пошел ты к черту со своей работой! — Цендри была в бешенстве. — Рассказ о работе, как ты его понимаешь, состоит в том, что ты постоянно кормишь меня своими советами, что делать и как. Почему-то ты никогда не делишься со мной тем, что ты делаешь и о чем разговариваешь с мужчинами. Больше того, стоит мне спросить тебя об этом, как ты тут же просишь меня не вмешиваться в твои дела.
— Совсем не потому, что не хочу тебе рассказать, — мягко ответил Дал. — Но тебе лучше не знать об этом ради себя самой. Ты же понимаешь, что я делаю и как это опасно.
— Вот и весь твой разговор, — воскликнула Цендри и подошла к Далу вплотную, сама удивившись своей смелости. — Если бы ты считал меня равной себе, а не наложницей, ты бы делился со мной всем, и опасностями тоже. Но ты ничего мне не рассказываешь не потому, что занимаешься опасным делом, нет. То, что ты делаешь, — незаконно. Ты хочешь развязать здесь гражданскую войну.
— Это лишний раз доказывает, что я прав. С тобой мне разговаривать не о чем.
— Но где твоя совесть ученого? Ты не задумывался, почему ученых с Университета ценят так высоко? Потому что мы не вмешиваемся в политические конфликты Сообщества! Мы вне политики!
— Прежде всего, мы с тобой, Цендри, находимся вне пределов Сообщества. А во-вторых, единственный человек, который упрекает меня в том, что я делаю, — ты. Но, Цендри, посмотри на себя, ты с первых дней прилипла к Ванайе и ее своре и не желаешь ничего видеть. Тебе и в голову не приходит, что мы на пороге открытия, равного которому нет. Если Руины действительно оставлены Строителями, то Изида должна стать частью Сообщества. Ученые должны иметь возможность изучать Руины. Да что, собственно, значит Матриархат в сравнении с наукой?
Цендри была потрясена. Она заплакала.
— И ты хочешь уничтожить целую культуру планеты ради кучи каких-то камней?! Ради своих научных амбиций? Ради того, чтобы все считали тебя первооткрывателем Руин?
— Ты совершенно напрасно считаешь себя ученым, — холодно ответил Дал с брезгливой гримасой. — Ты не понимаешь значения Руин для науки и культуры.
— Я понимаю их значение, но не так, как ты. Руины я знаю лучше. Для тебя важно только то, что можно измерить и взвесить, я же вижу в Руинах совсем другое, для меня они значат больше, чем для тебя. Ты видишь в них мертвую цивилизацию, дай тебе волю, и ты напустишь туда толпу ученых и туристов. Ты готов разрушить «Нам-указали-путь» ради удовлетворения своих личных целей. Нет, такой подход мне не нравится, и я не буду ломать голову над тем, что с ними нужно сделать, как лучше их расколотить, чтобы попасть внутрь. А теперь прочь с дороги, я хочу спать.
— Цендри, — взволнованно сказал Дал.
— Проваливай, хватит с меня твоей болтовни, оставь меня! — Цендри оттолкнула мужа и направилась спать. Она слышала, как Дал склонился над ней, позвал раз, другой, но она закрыла глаза и твердо решила не отвечать. Цендри чувствовала себя прекрасно. Наконец-то она выговорилась, сказала Далу все, что о нем думает. Всю враждебность, всю ненависть, недовольство и презрение, копившиеся в ней со дня приезда сюда, она вылила на него, отыгралась за те упреки, которыми он осыпал ее, за все сцены, которые он закатывал Цендри в ответ на испытываемые им на Изиде унижения. Цендри была довольна, она отомстила Далу за все, и теперь совесть ее совершенно спокойна. Уже засыпая, она подумала, не была ли с Далом слишком резка, и тут же успокоила себя. "Нет, он заслужил это. И никогда больше он не будет помыкать мной. Угрюмый, как спутник наутро после праздника, — с радостной улыбкой вспомнила Цендри. — Вот что его обидело. Оскорблена его мужская гордость. Да, наверное, можно было бы с ним разговаривать и помягче. Да пошел он…" — подумала Цендри и заснула.
Цендри разбудил грохот падающей перегородки. Она вскочила и прислушалась. Снизу слышались крики и детский плач. "Землетрясение!" — мелькнуло в голове Цендри. Она лихорадочно накинула на себя халат и побежала вниз по лестнице. Никого не встретив, Цендри вернулась. Землетрясение было коротким и неразрушительным, сломалась только одна перегородка. Цендри села на подушку и, немного успокоившись, стала одеваться. Только теперь она заметила, что Дала нет. Чувствуя в душе вину за грубости, которыми она осыпала его, Цендри решила найти Дала и рассказать ему все о празднике, не касаясь, правда, некоторых подробностей, и тем сгладить последствия неприятного разговора. Она прошла по всему дому, но Дала нигде не было.
Цендри бросила поиски. В любом случае на Развалины идти было поздно, и она смотрела, как женщины убирают дом после праздника. Цендри понимала, что ей следовало все рассказать Далу, в конце концов, он все-таки ученый, а не деспот с Пионера. Он, конечно, был бы недоволен тем, что она дала втянуть себя в ситуацию, не представляя, чем это может для нее закончиться, но он бы понял, почему она не могла уйти, когда уже осознала, что будет происходить.
"Ну и что, если он разозлится? Что сделано, то сделано, ничего изменить нельзя. И почему я так боюсь его гнева?" — думала Цендри с некоторым вызовом. Однако по мере приближения вечера вызов и желание доспорить с Далом уступили место тревоге. Цендри вспомнила, что перед тем, как в сердцах прогнала его, он хотел сказать ей, вероятно, что-то очень важное. Она была взвинчена его вопросами о празднике и не обращала внимания на слова, а ведь он все время пытался что-то сообщить. Но что? Цендри испугалась не на шутку. Она в свое время обвиняла женщин Изиды в том, что они не видели своих мужчин, но не уподобилась ли она им? Она уже не замечала мужа, не слушала его, начинала верить: что бы ни сказал мужчина, это не имеет для нее никакого значения. "Неужели я становлюсь такой же, как они?" — в страхе думала Цендри. Она решила найти Дала и серьезно поговорить с ним. Ей было все равно, что будет: ссора, сцена, крики — не важно, главное — выяснить отношения. Если Далу грозит опасность, она должна разделить ее с ним.
Цендри жалела о том, что не позволила Далу сказать то, что он хотел. Тревога Цендри начала переходить в панику. Наступал вечер, а Дал все не приходил. Его не было в доме, не было и на берегу, где женщины убирали золу и недогоревшие поленья костров. Цендри подумала, что он ушел в Развалины, но одна из женщин Ванайи сказала, что в сторону «Нам-указали-путь» никто не ходил. На обед он тоже не появился.
— Ой, не переживай, милочка, — отмахнулась от Цендри Ванайя, когда та выразила ей свои опасения. — Это всегда так бывает, оно сидит где-то и тоскует. — Ванайя захохотала. — Горюет. Но разве ты позволила, чтобы оно выходило из дома? — Ванайя удивленно подняла брови и неудовлетворенно хмыкнула. — Мой дом наказаний к твоим услугам, дорогая. Я вижу, что оно у тебя нуждается в небольшой экзекуции.
