всегда умирают.
Болезнь?
И они случаются. В памяти всплывали мутные картинки про ветер, который приходил с востока. Про черный песок, что подбирался к самым пещерам. И шаманы собирались, стучали в бубны и плясали ночь и день, и еще раз ночь, силясь отогнать беду. Они и ушли первыми.
А потом ветер забрал других.
Кажется, тогда Дикарь был мал. И тоже испугался. А отец сказал, что смерти нет, что есть лишь великий путь. И дело воина – пройти его с честью.
Странно, что у Дикаря имелись представления о чести. Или, может, просто Михин разум в очередной раз перевел все в доступные Михе понятия.
Как бы там ни было, теперь он мог просто смотреть.
На людей, что сперва не верили, а может, надеялись, что все это не всерьез, что скоро болезнь отступит. Или не отступит, но их не коснется.
На заболевших, не готовых поверить, что вот эти красные пятнышки и вправду опасны. На тех, у кого пятна превращались в язвы. И на других, вдруг осознавших, насколько все в самом деле всерьез.
На огонь, что расползается по телам. Их даже не раздевали, а порой и вовсе притаскивали к мертвецам тюки и сундуки, какие-то свертки, будто пытаясь откупиться от покойников ли, от самой болезни.
На магов. Винченцо выздоравливал, но как-то медленно. И выглядел погано, но не настолько погано, как его сестрица. Былая красота исчезла, и сама магичка словно изнутри иссохла. Кожа её сделалась серой, и ранки на лице зарубцевались, оставив после себя белесые провалы шрамов. Черты лица заострились, а губы стали неестественно пухлыми. Правда, красоты это не прибавила. Напротив, у нее появилась привычка постоянно прикусывать их, оттого губы трескались, и весьма скоро покрылись чешуей омертвевшей кожи.
А еще от нее воняло смертью.
Резко.
Пугающе. И так, что даже Дикарь старался не приближаться.
Там, в пустыне, верили в дух смерти. И Дикарь теперь точно знал, как тот выглядит.
Нет, Миха не только смотрел. Он искал. Он самолично осмотрел треклятый замок, заглянув в каждую комнатушку его, в каждый закуток. Он спустился в колодец, потому что тот давал воду всем, а значит, если что и травить, то его.
Он простучал стены в покоях баронессы, которая все еще умирала, но все никак не могла умереть.
Он… он отчаялся.
Почти.
И если у ублюдка, который вот-вот войдет в замок, есть лекарство, то… Миха готов пойти на сделку. Правда, предчувствие было дерьмовым.
И он отступил за спину Винченцо.
- Прячешься? – тот не обернулся.
А Михе вдруг бросилась в глаза седина, что проклюнулась в грязной шевелюре мага. Сказать? Хотя… разве это проблема?
- Вроде того, - Миха глядел на ворота. – Представь, что я – твоя охрана.
- Маги не ходят с охраной.
- Так то нормальные не ходят.
- Если так, то, пожалуй, да… - он потер руки. – Кожа шелушится…
- Витаминов не хватает.
- Чего? А… не важно. Ты и вправду лучше сзади. И в стороне. Он… у него до крайности нервный характер. Еще он предельно самолюбив, - Винченцо поскреб уже шею. – И склонен… к красивым поступкам.
- Показуха?
- Что? А, да, пожалуй именно так.
Пустой разговор. Все уже переговорено и не раз. Конечно, многого Михе не рассказали, но и того, что есть, довольно, чтобы составить впечатление. Это нервы. Просто нервы. На пределе. От бессонницы. От… всего, что тут творится.
И апокалипсис проклятый навис над миром.
С другой стороны, если они все сдохнут тут, то… какая разница, случится апокалипсис или нет? Миру-то разница есть, а вот Михе – никакой.
- Эй, Ульграх, - этот голос заставил Миху поморщиться. Надо же, как орет. И главное ощущение, что прямо до костей пробирает.
Небось, без магии не обошлось.
- Тут я, - Винченцо двинулся к решетке, которая отделяла их от мага, шепнув. – Держись… незаметней. Если ему захочется тебя убить, я ничего не смогу сделать.
Миха отступил.
Обернулся.
- Уходите, - бросил он паре стражников, которых приставили, правда, не понять, к Михе ли, к магу ли, или к обоим. – И предупреди там, чтобы барон из комнаты носу не высовывал.
А то ведь оно, конечно, малец при матушке сидит, почти не выходит из её покоев, но мало ли.
Маг был.
Был маг.
На белом жеребце, причем настолько белом, что даже синевой отливал. Ничего так лошадка, правда, какая-то неправильная, что ли? Грудь широкая, а ноги тонкие, и копыта металлом поблескивают. Горбатый нос из которого рог торчит.
Нет, в самом деле? Единорог? Натуральный?
- Заставляешь ждать, - бросил маг. Восседал он на этом чудо-звере боком. И алый плащ стекал с плеча, ложась на конский круп. Кружевной воротник обнимал тощую шею. И в нем поблескивали искры драгоценных камней. Макушку или скорее лысину мага прикрывал берет с длинным пером.
А вот прочая одежда была сдержанного черного цвета. Наверное, чтобы каменья, которыми её украсили, смотрелись.
Каменья смотрелись.
Сам маг…
Сколько ему? На вид лет этак пятьдесят, но наверняка больше. Худой, даже исхудавший. Вон, щеки ввалились, глаза запали, почти как у Миары.
- Торопишься? – Винченцо не спешил давать знак. И решетка оставалась. Магу она, конечно, не преграда, скорее уж создает видимость препятствия. – Могу я получить грамоты?
- Какие?
- Заверенные Советом, полагаю. Ты же прибыл наблюдателем?
- Интересный случай, - маг, как ни странно, не оскобился, видимо, требование было правомерным. – Не мог пропустить.
Он убрал руку под плащ, чтобы вытащить плоскую шкатулку.
- Здесь, - сказал он. – Грамоты. И мы оба знаем, что они – лишь дань традициям.
- Порой традиции важны, - Винченцо оглянулся. И Миха молча подошел к решетке. Выбраться через нее не получится, а вот шкатулка пролезет.
Только магу придется спешиться.
И он это понял.
Поморщился, но с седла слез. Кстати, вот изящества не хватило. И хромает, ко всему. Маг. Целитель. Хромает. На левую ногу. Но шкатулку протянул, а заодно уж вперился в Миху внимательным взглядом. Настолько внимательным, что сразу ожил в памяти тот ледяной металлический стол, на котором Миха провел несколько крайне увлекательных недель.
- Любопытный… экземпляр, - заметил маг и прищурился. – Чье творение?
Мамы с папой.
Хотелось сказать. Но Миха благоразумно промолчал, а вот шкатулка оказалась неожиданно увесистой. Держать пришлось обеими руками. Из чего она сделана-то?
И главное, что внутри?
Миха вот честное слово поостерегся
