мигаю, смотря на фотографию. Меня будто обливают ледяной водой и тут же кидают в кипяток.
Моргаю несколько раз.
Органы все скручивают и кидают в мясорубку.
Херня какая-то. Веста не может спать в кабинете Славы. Тем более… судя по оголённым плечам и лямкам лифчика, полуголой. Рядом, на подлокотнике, лежит та самая кофта, в которой сегодня она выходила из дома.
Не фотошоп, чёрт возьми. И от того сердце ухает вниз. Разбивается вдребезги о пол, как стекло.
И я не знаю, как реагировать. Вопросов – целая тележка. Как она там оказалась? Что делает у Афанасьева?
Эмоции переполняют. Сжимаю телефон в руках, суетливо бегаю взглядом по диалогу.
Не верю, что Веста пошла к нему по своей инициативе.
Хотя, нет… Могла.
Сука, грёбаные документы! Она же за ними туда попёрлась? И что? Ради них она с ним?..
Отрицательно качаю головой, прогоняя нежелательные мысли.
Она не могла. Не могла же?..
Как представлю… Сдохнуть хочется. Желательно быстро, без мучений. Если сейчас, от одного вида, готов забиться в агонии, не представляю, что будет, когда я увижу её. И она сама признается в содеянном.
Нет, в Весте я уверен… Этот мудак столько боли ей принёс. И просто так лечь к нему в постель? Хотя этот диван в кабинете и постелью не назовёшь.
Чёрт-чёрт-чёрт.
Блокирую телефон и зло бросаю его на пол. От удара он отлетает в сторону.
Перед глазами чёртов снимок, выворачивающий душу наизнанку.
Я не верю посторонним людям. Особенно тем, кто желает мне и моей семье зла. Но… Фотография настоящая.
Чёр-рт.
Голова взрывается. Пухнет от потока мыслей, за секунду ворвавшихся в мозг.
Сердце сжимается.
– Ты тё?.. – настороженно и тихо шепчет татарчонок.
Млять, баран ты, Юсупов. Напугал ребёнка!
– Прости, солнышко, – бережно беру её за маленькие ладошки. – Не хотел пугать тебя.
Крохотные пальчики тянутся к моей щеке. Аккуратно, ласково поглаживают. Скользят к бороде и гладят её.
– Хоёсё фсё, – успокаивает меня маленькое чудо. – А ма?
Точно, мы же хотели позвонить ей…
Сука, а вдруг он с ней что-то сделал?
Я встаю рывком, достаю телефон и сажусь обратно. Набираю Весту в какой-то панике.
Глупая тревога душит, подкидывает ещё больше красочных картин. После которых я убью сраного Афанасьева.
Фантазия не успевает разбушеваться, как она отвечает.
– Ты где? – выпаливаю сходу.
– Еду. Скоро буду.
Голос у неё сиплый. Будто шёпотом говорит.
С ней всё хорошо… Хоть это успокаивает. Но Слава… Неужели, правда?
Горько усмехаюсь. Не хочу об этом думать. И не буду.
Пока она не придёт домой и лично не скажет правду.
Веста честная и никогда не врала мне. Если её что-то терзало и мучило – она говорила прямо.
А до этого момента я буду проводить время с дочерью. И ни на секунду не усомнюсь в Весте.
Подрагивающими пальцами касаюсь тёмной макушки Варюши.
– Мама сказала, что скоро придёт. Пойдём покушаем?
– Тя! Ам-ам, – тычет себе в ротик и радостно виляет попой, будто танцуя. – Кусять-кусять.
Натягиваю улыбку.
Странные ощущения.
В груди два чувства борются. Счастье рядом с дочерью и страх за Весту. И ещё злость.
Выкинь, Юсупов, из головы, выкинь.
Я стараюсь. Пытаюсь отвлечься. А мысли постоянно где-то там.
Чуть не срываюсь, чтобы поехать за ней. Прямо вместе с дочерью.
С трудом сдерживаю себя.
И ближе к шести вечера, находясь на кухне, из коридора слышу радостное:
– А где моя булочка? Почему она меня не встречает?
Грудь тисками сдавливает от её голоса. Довольная, весёлая, будто… ничего не произошло.
Надежда теплится глубоко за рёбрами.
Пожалуйста, хоть бы это была неправда.
Варюша, услышав голос мамы, всё бросает и быстрее топает к двери.
– Ма-а-а-а, – протяжно кричит.
Я иду следом за ней, не зная, как себя вести. Как смотреть на Весту…
Мне нужна правда. Нужно подтверждение. Чтобы не было сомнений, не было мучений.
Даже, если она всё же сделала это… Я прощу. Ради моей любви к ней и Варюше. Я только обрёл дочь, и не хочу терять её после двух недель счастья.
Останавливаюсь в коридоре. Смотрю на улыбчивую и красивую Весту. Зелёные глаза, до этого светящиеся даже в темноте, теперь будто потухли. При виде дочери загораются на миг, но стоит ей перевести взгляд… становятся бездушными, пустыми.
Млять. Всё же это случилось…
– Булочка моя, – пухлые, но в тоже время искусанные губы касаются бархатной щёчки Вари. – Как ты тут с папой?
– Хоёсё! – бодро восклицает.
С трудом улыбаюсь.
Сверлю Весту взглядом. Она дёрганая, неаккуратная. Пока снимает куртку, задевает ключи, лежащие на тумбочке.
На меня не смотрит, будто избегая.
– Как съездила в гости? – хрипло выпаливаю, вновь вспоминая злосчастную фотографию. Прошу мозг выкинуть эту картинку из головы. Больно, как будто режут на живую.
– Хорошо, – треплет Варюшу по макушке, по-прежнему не глядя на меня. – Вы, наверное, проголодались? Постараюсь что-нибудь быстренько приготовить, но сначала… Я бы в душ сходила. Вспотела вся, пока со Снежкой по магазинам бегала. Выбирали вещи для детской.
Вспотела вся…
От её слов чуть не задыхаюсь. Представляю, как Афанасьев трогал её. Целовал. Водил губами по шелковистой коже. Видел в тех позах, в которых видел её я. И я говорю не о прошлом. Пусть у них могло это быть и раньше. Но сейчас…
Какого хрена?
Снова пытаюсь убедить себя в том, что всё хорошо.
Она ненавидит его. Ненавидит! И просто заняться с ним сексом? Для чего?
Мозг разрывается, размазываясь по стенкам башки.
В груди настоящее месиво из чувств и взорвавшихся от них органов.
– Иди, – киваю. Пусть смоет
