исполнено. Без единого слова. Он посмотрел на Тадатуне, почти умоляя его взглядом. Но молодой дворянин уже поднялся на ноги и кланялся родителям Сикибу. Пора было уходить. Двор дома Симадзу но-Тадатуне был залит неровным светом полыхающих факелов, образующих дорожку от ворот до порога. По обе стороны тоже тут и там зажгли факелы, и стало светло, как днём. Близилась минута торжества. Двое мужчин и две женщины, готовившие ритуальное рисовое блюдо, заняли свои места — по одной паре с каждой стороны, их ступки наготове.
Все домашние сгорали от нетерпения. Женщины из служанок Магоме Сикибу ещё вчера поднялись сюда, на холм, с вещами невесты и её дарами. Подарки принесли на длинном подносе и вручили Уиллу в присутствии Симадзу но-Тадатуне, его жены и сына. На подносе лежали два шёлковых кимоно, сшитых вместе, — в одном из них Уилл узнал то самое, что подарил Сикибу неделю назад. Ещё здесь было церемониальное платье с наплечниками из конопляной ткани, верхний пояс и нижняя набедренная повязка, веер, пять небольших книг и меч. Всё, что мог позволить себе Магоме Кагею для поддержания репутации своей дочери. Дары поместили в покои молодожёнов — большую комнату, образованную из трёх смежных путём простого сдвигания внутренних стен-ширм и специально украшенную по приказу Симадзу но-Тадатуне. Подарки, сделанные Уиллом Сикибу и Сикибу — Уиллу, были выставлены на больших подносах на всеобщее обозрение. Рядом с подносами на особой подставке развесили одежду Уилла. Брачное ложе уже убрали, одежду и вещи Сикибу разложили рядом с одеждой Уилла. Теперь всё было готово, даже лакированный сосуд для омовения рук и лица уже стоял на возвышении, а на полке лежало несколько книг. Над кроватью висело изображение божества, оберегающего семейство Симадзу, которое выступало сейчас в качестве родителей Уилла.
А напротив постели, на почётном месте, виднелась полка для полотенец с полным набором подогретых простыней.
Всё было готово. Уилл даже взмок, ожидая вместе с Симадзу но-Таканавой прибытия паланкина. Он попытался вспомнить её, стоящую рядом с купальным чаном, улыбающуюся ему. Но почти ничего не удавалось вспомнить о том дне, неделю назад, когда Тадатуне от его имени сделал предложение.
Таканава улыбнулся ему:
— Ты не находишь себе места, Андзин Миура? Это хорошо. Неравнодушный муж — хороший муж. Не сомневайся, твоя невеста тоже неравнодушна.
Старый самурай был возбуждён не меньше остальных. Но во время их последней встречи этот человек приговорил его к смерти. Он порой не мог не изумляться в душе — не сон ли это всё? Вот сейчас я проснусь и обнаружу себя по-прежнему лежащим на палубе «Лифде», который волны швыряют по просторам Великого океана. А потом он вспоминал принцессу Ёдогими и понимал, что сном это быть не может. Но, возможно, сегодня ночью даже она уйдёт на задворки его памяти.
— Она едет, — произнёс Таканава. Они не выходили на порог, но увидели приближающийся паланкин сквозь настежь распахнутые двери. Тадатуне шагал первым, с ним — Магоме Ако, двоюродная сестра Сикибу. Они шли рядом по дорожке из пылающих факелов, оба одетые в свои лучшие наряды. Подойдя к крыльцу, они остановились, чтобы поздравить друг друга.
За ними шли двое слуг Магоме Кагею. Они несли огромный чан с бульоном, сваренным из присланных накануне Уиллом съедобных моллюсков. Чан торжественно поставили у дверей дома, и Симадзу но-Таматане, брат Тадатуне, принял дар.
В этот момент мужчины и женщины по обе стороны дорожки начали толочь рис в своих ступках, каждое движение — выверенное и отточенное, каждый удар — в строго определённое время, так как паланкин уже приблизился к воротам. На крыльце две женщины из семьи Симадзу зажгли по свече, стоя по правую и левую стороны коридора, ведущего в покои новобрачных.
Наконец четверо мужчин из рода Магоме внесли во двор паланкин, совершенно укрытый от взоров богато украшенными занавесками. Когда его пронесли мимо толокших рис слуг, находившиеся слева от дорожки передали свои ступки на правую сторону, и содержимое двух чанов было смешано в одном сосуде.
У крыльца паланкин опустили на землю. Занавески раздвинули, и Магоме Сикибу шагнула на землю. Она была в белом шёлковом кимоно с ромбовидной вышивкой, сшитом из подаренного Тадатуне на свадьбу отреза. Под ним виднелся нижний халат, тоже из белого шёлка. Белая шёлковая вуаль закрывала лицо, оставляя открытым для взоров только верх причёски. Сикибу медленно поднялась по ступенькам между двумя поклонившимися ей женщинами. Когда она миновала их, левую свечу пронесли над правой и, соединив их вместе, потушили. Уилл и Симадзу но-Таканава, все родичи Симадзу и Магоме, собравшиеся на свадьбу, — все склонились в поклоне, когда Сикибу шла к ним по коридору. Сегодня она была самой почётной персоной среди присутствующих, и ей воздавались соответствующие уважение и почести. Она прошла мимо, не поднимая вуали, и две женщины из Симадзу проводили её в специальную комнату, превращённую на время в комнату невесты. Оправив платье и подкрасившись, она вновь появилась среди гостей и, поднявшись на возвышение, села на вышитой циновке.
Тадатуне тронул локоть Уилла, и тот шагнул вперёд. Как колотится его сердце! А вдруг… а вдруг… Вдруг она согласилась вопреки своей воле? А вдруг она не способна любить его так, как хотел этого он? Так это была единственная причина его женитьбы? Конечно. Никакого ханжества в Японии. Он хотел её тела. Он хотел, чтобы её тело владело им, как владела им Ёдогими. Он принял её тело, потому что и Ёдогими, и Магдалина были вне пределов досягаемости. Какое снисхождение!
Дойдя до помоста, он сел у ног Сикибу. В соответствии с инструкциями Тадатуне он даже не взглянул на неё, а повернулся лицом к постепенно заполнявшим комнату гостям. Родственники Симадзу и Магоме рассаживлись вокруг перед женихом и невестой, пока женщины готовили все к началу церемонии.
На возвышении уже стояли два прикрытых полотном подноса. Между ними находился лакированный столик с блюдами из птицы и рыбы, а также две бутылочки сакэ, три чашки и два чайника для подогревания вина. Женщины опустились на колени перед новобрачными и передавали им сушёную рыбу и водоросли, которые те должны были съесть. Каждое блюдо сопровождали короткими речами, восхвалявшими красоту, трудолюбие, добродетель Сикибу, а также мужество, доблесть и славу Андзина Миуры, и заверяли присутствующих в том, что этот брак останется почитаемым союзом на многие века — пока стоит Япония.
Стоя так на коленях, обе женщины — одна Симадзу, другая Магоме — взяли по бутылке сакэ и передали их в нижнюю часть комнаты. Служанки забрали и чайники,
