этих ямабуси. Эти угрюмые личности напоминали скорее солдат, чем священников. Они не брили головы, но каждый был вооружён мечом либо увесистой дубинкой.
Но, в конце концов, они же всё-таки были священниками. В Японии наступил мир — по крайней мере, на большей части Хонсю. Мир, который Иеясу намеревался сохранять, пока это не мешало его собственным планам. И мир, в свою очередь, охраняющий каждого, кто путешествует под знаменем с изображением золотого веера.
Они обогнули Киото и направились дальше на запад — мимо Осаки и Фукуямы в Нагасаки и оттуда к узенькому проливу Симоносеки, соединяющему Внутреннее море с океаном. Перебравшись через пролив в гребной лодке, они очутились на Кюсю, откуда до Бунго оставалось всего несколько миль.
— Забираться в такую даль за женой… Зачем, Андзин Миура? — поинтересовался Кейко, когда они снова добрались до побережья. — Ведь в Эдо столько красивых женщин.
— Здесь я и мои товарищи впервые ступили на землю Японии.
— Земли Сацумы, — проворчал Кейко, насторожённо оглядываясь по сторонам.
— Они же заключили мир с Токугавой, — напомнил Уилл.
— Может, и так, Андзин Миура. Но они — воины по натуре, всегда ищущие возможности подраться. И здесь найдётся достаточно самураев, всё ещё негодующих из-за поражения под Секигахарой.
— Они не нападут на нас, — сказал Уилл. — Я путешествую под покровительством Симадзу но-Тадатуне.
Так оно и вышло. В какой бы гостинице они ни остановились, везде их приезд наблюдала целая толпа, и везде находились два-три самурая, смотревших с неприязнью и издававших, проходя мимо, шипение, презрительные звуки. Но ни один не позволил себе звякнуть мечами. Потому что все знали Андзина Миуру, даже если не видели до этого эмблемы в виде пушек на его мече и одежде, на вымпеле в руках Кейко. Чего ещё мог бы пожелать от жизни мужчина, кроме любящей, заботливой жены?
Магоме Сикибу.
— Андзин Миура… — Магоме Кагею исполнил коутоу и собственноручно снял сандалии с ног Уилла, заменив их тапочками, пока служанка проделывала то же самое с Кейко. — Мы слышали о том, что вы едете сюда, и ждали вас с нетерпением. Добро пожаловать в мою скромную гостиницу.
— Это я должен благодарить тебя, Кагею, за радушный приём, — сказал Уилл. — И поднимись, друг мой, прошу тебя. Вовсе незачем стоять передо мной на коленях.
Всё осталось по-прежнему. Спустя два года все точно так же. Лёгкий бриз все так же дул с моря, пронизывая деревню насквозь. Ему показалось — ещё немного, и он увидит «Лифде», качающийся на волнах.
Кагею поклонился:
— Мой господин Симадзу но-Тадатуне ожидает вас в доме, господин Миура. Если позволите, я ещё раз представлю вам свою супругу.
Магоме Суоко стояла на коленях, почти касаясь лбом пола.
— Поднимайтесь скорее, мадам, прошу вас, — взмолился Уилл. — Как я уже сказал вашему супругу, я пришёл сюда как проситель.
Улыбаясь, она напоминала Сикибу. В остальное время лицо её сохраняло необычно серьёзное выражение. Впрочем, похоже, все японки имели такую двойственную природу.
— Мы весьма польщены честью, которую вы нам оказываете, — запротестовала она. За её спиной ожидал Тадатуне, напустивший на себя приличествующую случаю торжественность, как и подобало свату.
— Значит, вы не против, чтобы я повидался с мисс Сикибу? — спросил Уилл.
— Конечно, конечно, господин Миура. Мы ведь приняли ваши дары.
Уилл взглянул на Тадатуне.
— Они здесь, Андзин Миура, — вставил хатамото. — Своему будущему тестю ты подарил вот этот прекрасный меч, сотворённый лучшими мастерами. А Магоме Суоко — вот это шёлковое кимоно, пять бочонков вина и три коробки приправ.
— И за эти дары, мой господин Миура, мы будем вечно вам признательны, — заверил Кагею. — А в ответ мы просим вас принять от нас десять бочонков вина и пять коробок приправ. Нижайше просим прощения за такие скромные подарки, но мы простые люди, мой господин, и не можем соперничать с Вашей Светлостью в великолепии даров.
— Десять бочонков вина? — прошептал Уилл Тадатуне. — Когда я подарил всего пять?
— Тс-с-с, — оборвал его тот. — Тебе придётся нести все расходы по самой свадьбе.
— А теперь, Кагею, — сказал Магоме Суоко, — пусть приведут Сикибу.
Муж поклонился и вышел.
— Разве мне не разрешат повидать её наедине? — шёпотом спросил Уилл у Тадатуне.
— Нет, конечно, — ответил тот. — Не беспокойся. Я позаботился обо всём.
— Да, но что, если девушка не захочет выходить за меня замуж?
— Не захочет за тебя замуж? Не захочет замуж за Андзина Миуру, повелителя пушек? Но это невозможно. Любая девушка в Японии из семьи рангом ниже даймио сочла бы за честь войти в твой дом. Мои собственные сестры не отказали бы тебе.
— Да, но… — Он оборвал себя. Потому что Тадатуне не поймёт. Даже Иеясу понял его лишь наполовину, а Уилл сомневался, что в Японии найдётся человек более мудрый. Кроме того, дверь открывалась. Вернулся Магоме Кагею. А с ним Сикибу. Она вошла с опущенной головой, не поднимая глаз, опустилась на колени и поклонилась Уиллу. Он хотел было остановить её, но Тадатуне предостерёг его, и девушка выполнила полный коутоу.
— А теперь внесите свадебные дары Андзина Миуры, — сказал Тадатуне и хлопнул в ладоши.
Вошёл один из слуг Сацумы с большим подносом и поставил его на пол. Тадатуне начал подавать подарки поочерёдно, словно маленький Санта-Клаус. Они состояли в основном из шёлков, вышитых отрезов ткани для поясов — в целом весьма похожих на те, которыми обменивались Сукэ и Тадатуне во время посвящения Уилла в самураи. Но на этот раз шёлковое кимоно, похоже, было исключительно важным даром — его положили на поднос, не складывая. Очень осторожно и торжественно Тадатуне поднял его, стараясь не сделать ни единой складки на этом церемониальном платье.
Все это показывалось Сикибу, которая сидела, не поднимая глаз и, казалось, не замечая ничего вокруг, и затем передавалось её матери.
— А на улице, — произнёс Тадатуне, — дожидаются десять бочонков вина и пять коробок приправ. Господин Андзин Миура надеется, что его дары понравятся тебе, Сикибу.
— Они нравятся мне, мой господин Тадатуне, — вымолвила Сикибу низким грудным голосом. Наконец она подняла голову, на долю секунды её глаза встретились с глазами Уилла и тут же снова опустились. Под традиционной белой краской не было видно и следа эмоций, радости или неудовольствия. Она послала ему деревянную книжечку с засушенным цветком. Но это было почти два года назад. Как колотилось сердце в его груди! Как ему хотелось коснуться её, взять её за руку, сказать ей все! Он ведь не обмолвился с ней ни словом за эти два года. Он просто решил взять её в жёны, и это было
