мне не пороть горячку и не кидаться сразу в бой.
– А оно мне надо? – Теперь уже была очередь Бориса говорить устало и тихо.
– Думаю, что нет, – согласился пожилой оборотень, – главное, чтобы ты потом не передумал.
– Буду очень стараться.
Рыжие женщины в их городе стали пропадать несколько лет назад. Сначала никто не обратил внимания на то, что это серия, хотя бы потому, что у них не было ничего общего, кроме внешности. Жили они в разных районах города, некоторые из них были даже из области. Находили их тоже в разных местах и в разной степени поврежденности. Несколько женщин найти так и не удалось, но это ни о чем не говорило – мало ли вообще людей пропадает в нашей стране каждый год? Не все из них при этом погибают, часто причины могут быть более нейтральными. Род занятий, семейное положение, образование и вообще уровень жизни жертв были разными. Объединяло их лишь то, что они были рыжими, худощавыми, примерно от тридцати пяти до сорока пяти лет.
Потом кому-то из оборотней, служивших в полиции, удалось сложить два и два, и сообщество взяло эту тему под свой контроль. Судя по состоянию найденных трупов жертв, там явно «поработал» не человек. За расследование взялись серьезно, только «свои», у людей эти дела забрали, и те только вздохнули с облегчением. Много времени, как ни странно, расследование не заняло. На след оборотня-маньяка вышли довольно скоро, и его личность поставила всех в ступор.
– Это был кто-то из крупных шишек? – отчаянно зевая, уточнил Борис.
– Не особо. У него была такая себе средненькая должность, зато он был известной фигурой в нашем сообществе. Хороший парень, умеющий находить общий язык и с людьми, и с оборотнями, из хорошей семьи, со связями, и вообще – никто из тех, кто его знал, в жизни бы не подумал, что он на такое способен.
– Ничего удивительного, – парировал Коваленко. – История большинства маньяков показывает, что в жизни это были тихие, ничем не выдающиеся люди, положительные во всех отношениях, агрессии не проявляющие.
– Уверяю тебя, невыразительным он никогда не был. Напротив, он очень обаятелен и умеет к себе расположить. Это нас и смутило…
Когда стали разбираться и выяснять, оказалось, что, будучи в человеческом обличье, этот мужчина абсолютно ничего не помнит о том, что делает, когда перекидывается. Это снова напомнило Борису те страхи, которые мучили его всего пару дней назад, но теперь он был спокоен: он помнил всё и точно знал, что непричастен, а потому он только боролся со сном и продолжал слушать. В принципе, провалы в памяти при смене ипостаси нередко встречались у обращенных оборотней, а потому за ними наблюдали. Как получилось такое, что этот конкретный оборотень настолько выпал из поля зрения сообщества, было непонятно. Возможно, дело было в том, что сначала за ним следила его куратор, а после ее смерти его сочли достаточно взрослым и не нуждающимся в контроле.
В этот момент что-то такое промелькнуло у Бориса в голове, словно дежавю, но мысль была очень скользкой, и поймать ее ему не удалось.
Когда окончательно убедились, что в человеческом обличье парень нормален и искренне жалеет о том, что творит его мохнатое альтер эго, Советом Старейшин и лично Отцом Города было принято решение назначить наблюдателей, которые будут отслеживать график трансформаций оборотня и удерживать его в те дни, когда он меняет ипостась. Продолжения серии не хотелось никому. Кстати, объяснить, почему он выбирал именно таких жертв, мужчина не смог, потому что просто не помнил ничего, в том числе и параметров подбора женщин.
Борису всё больше и больше казалось, что он что-то подобное где-то уже слышал, или видел, или обдумывал – словом, эффект дежавю проявлялся всё сильнее. Особенно его дернуло, словно от удара током, когда он понял, что сейчас тоже полнолуние, а значит, обращенные, выжившие оборотни гуляют в мохнатой шубке…
– А какое отношение всё вышесказанное имеет к моему делу? – спросил Борис у старшего оборотня. – Мы выяснили, что Мельников – не маньяк. Он урожденный и ипостась меняет вне зависимости от цикла луны. Похищал Царёву он, а не тот оборотень, который сидел в подвале. – Он задумался на миг и умолк. – В подвале сидел маньяк? Мельников должен был за ним следить и не уследил?
Дядя Петя кивнул.
– Тогда какого демона рогатого Мельников похитил девушку, подпадающую под серию?
– Это просто совпадение.
– Не хреновое такое совпаденьице получается, – протянул капитан полиции. – Но оно объясняет то, почему маньяк сразу кинулся на Елену, когда она полезла в подвал…
– А какие варианты есть еще? – не понял пожилой мужчина.
Борис потянулся и еще раз отчаянно, во весь рот зевнул, только потом смог ответить:
– Если бы меня держали в подвале, я бы первым делом рванулся на свободу, а не стал кидаться на незнакомую девушку.
– Так то ты, – невпопад ответил дядя Петя.
Борис не понял, что он имел в виду и спросил:
– А сейчас он где?
– Кто? – не понял пожилой мужчина.
– Ну маньяк, разумеется! Как я понимаю, сейчас он как раз должен сидеть где-то под замком. Не на даче же, которую мы перерыли от подвала до крыши?
– Нет, конечно. Эта дача – всего лишь один из пунктов контроля.
– Как красиво у вас называется подвальчик! – не удержался от сарказма Коваленко.
Дядя Петя промолчал. Он не хотел вестись на провокации.
– Поедем, – вместо ответа сказал он. – Я покажу тебе того, кого ты так ищешь. – И после недолгой паузы добавил: – Хотя ты его еще и не терял.
И вот тут у Бориса всё встало на места. Провалы в памяти, несмотря на взрослый возраст оборотня. Невероятная агрессивность в животном состоянии. Рыжие стройные жертвы. Ежемесячные, как по часам, поездки в командировки, на рыбалку, в санаторий. Перманентное холостяцкое состояние. И такие настойчивые просьбы оставить это дело в покое – просьбы, переходящие в приказы.
Рыжей и стройной была мать Бориса Татьяна Коваленко, куратор и «крестная мама» его лучшего друга.
– Это Дмитрий Парфёнов? – спросил он, поднимая глаза на своего пожилого собрата.
Мужчина отвел глаза и кивнул. Борис, не сумев сдержаться, завыл. Он не чувствовал горячих слез, которые катились из его глаз.
Эпилог
Два месяца спустя
– И что было потом? – забывая от волнения дышать, спросила Яна. – Что ты сделал?
Борис пожал плечами.
– Я плакал, – сказал он, – хоть у нас и говорят, что настоящие мужчины не плачут. Видимо, в тот момент я не был настоящим мужчиной.
Яна лишь фыркнула в ответ. Они не спеша прогуливались по пешеходной дорожке возле рощи, недалеко от ее дома. Собака, уже привыкшая после приюта и к дому, и к хозяевам, бегала вокруг них, радуясь прогулке и установившейся хорошей погоде, но близко к Борису не подбегая. Обоим не верилось, что они всё-таки пережили эту сложную и утомительную зиму.
Дядя Петя всё-таки привез выплакавшегося Бориса в загородный дом, выглядевший весьма внушительно. С первого взгляда было видно, что его владелец, кем бы он ни был, – крупная фигура. Бункер, в котором на этот раз заперли перекинувшегося Дмитрия, был серьезнее подвала в дачном домике ровно настолько, насколько подводная лодка класса «Варшавянка» больше и солиднее надувной китайской лодки с моторчиком. Помимо непосредственно помещения с тюфяком, где находился оборотень, там был бассейн, душевая, бильярдная и небольшой бар с хорошим запасом алкоголя и мягкими диванчиками. «Чтоб я так жил!», – несмотря на усталость, подумал Коваленко.
Когда наконец он увидел Дмитрия – таким, каким еще никогда не видел, – он поймал себя на том, что чувствует к нему не ненависть, не отвращение, а жалость. Только жалость, настолько сильную, что плакать хотелось от мысли, что этот прекрасный парень, которого он знал с детства, по прихоти какого-то нелюдя стал вот этим: оборотнем, маньяком-убийцей, людоедом. И при этом остался человеком, готовым подставить плечо, когда это необходимо, хорошим справедливым начальником и просто лучшим другом. Сделав знак сопровождающим, чтобы держались сзади и не мешали, Борис осторожно пошел навстречу
