человеческого тела – ненадежны в познании истины. А разум только через них, через глаза, уши, руки и нос, получает сведения об окружающем мире. Не выйдет ли так, что, например, глаза, увидев истину, неверно воспринимают ее и обманывают разум? А обманутый разум становится ложным источником знаний об истине?
– Так, сын мой, никто и не говорит о том, что философы претендуют на совершенное познание истины. Каждый из нас по мере своих скромных сил познает только часть ее. А потом мы складываем наши познания вместе и получаем общую картину.
– А ежели все вы ошибетесь?
– Этого не может быть! Философ никогда не заблуждается и не обманывается! Человек, вышедший из пещеры и хоть раз увидевший свет истины, не может ошибаться. Вам, серым и бездарным, кажется, что мы мелем вздор, бредим, сходим с ума. Но это не так. Мы возвещаем вам истину, а вы, глухие и слепые, отказываетесь ее принять и понять. Вы заковали в цепи несравненного Фридриха Нищего! Вы отравили премудрого Стократа! Вы сожгли на костре прозорливого Джордано Бурного!
– Я никого не заковывал, не травил и не жег! – сердито перебил юноша.
– Прости, сын мой, я увлекся. В общем, пока мир не готов признать безошибочность и безгрешность философов. Поэтому мы и оставили сию юдоль слез, перебравшись на славный остров Эрос. Тут мы создали собственное государство. Законы для него написал мой ученик Арест.
– И как устроено ваше государство?
– О, самым мудрым и справедливым образом! Островом правят философы. Они составляют правительство Эроса – ареопаг. В него входят все мудрецы, проживающие здесь. Возглавляем ареопаг мы с Арестом. Несколько раз в году ареопаг собирается на заседания, принимает законы, судит и рядит. Все прочее население Эроса называется профанами – непосвященными. Они являются слугами и рабами философов. Обязанности профанов – кормить и поить нас, доставлять нам удовольствия и наслаждения. Мы же не только правим островом, но и защищаем его от внешних врагов, напуская философический туман. Всех недовольных мы изгоняем с Эроса.
– А дети, что учатся у тебя в Академии, тоже профаны?
– Конечно. Немногие из них решатся выйти из пещеры и поглядеть на свет, немногие станут философами. Большинство этих мальчиков станет толкователями, будет писать схолии – толкования на наши премудрые труды. Кто-то станет художником, будет рисовать картины и высекать статуи.
– Часто вы изгоняете с острова недовольных?
– К сожалению, часто. Вот, например, несколько лет назад к нам прибыл ученый монах Фома, уроженец италийского города Аквинума. Мы думали, он настоящий философ, познавший истину, и радостно встретили его. Как мы ошибались! Оказалось, он упертый христианин, слепой в своей нелепой вере. Сначала Фома вел себя скромно. Много беседовал со мной и Арестом. Все расспрашивал и записывал. А потом, узнав, что мы ставим нашу истину превыше его Бога, начал спорить с нами. И так убедительно спорил, что чуть было не склонил Ареста на свою сторону. Фома предложил нам пять доказательств бытия Бога. И мы не смогли оспорить их. Тогда я позвал беспокойного старика Иммануила Танка, немецкого мудреца, исстари проживающего на острове. Он начисто разрушил все пять доказательств. А затем, как бы в насмешку над самим собой, соорудил собственное шестое доказательство.
Плутон тяжело вздохнул. От выпитого вина и неприятных воспоминаний его лицо покраснело.
– И нам пришлось срочно изгнать гнусного Фому, благо на остров зашел корабль, привезший к нам настоящего мудреца Терволя Фернейского – приятнейшего франкского старичка в ночном колпаке, злого крикуна, поэта в поэтах первого, седого шалуна. Но семена недоверия к философии, зароненные Фомой, дали всходы в некоторых профанских сердцах. Пришлось эти всходы выдирать вместе с сердцами.
– Что, убивали? – ахнул Иван.
– Зачем? Сначала сажали в тюрьму, а потом отправляли с зашедшими кораблями в Урюпу или в сарацинскую страну.
Глава 63
Плутон встал.
– Полагаю, наш разговор об истине окончен. Э, да ты не притронулся к вину! Нехорошо! Сегодня вечером на симпосии вино будет течь рекой. Все будут пьяны, один ты трезв. Нехорошо! Димитрию Симониду это не понравится.
Старик хлопнул в ладоши. На этот зов пришел курчавый мальчик в коротком хитоне.
– Вот, Иван, тебе слуга, мой лучший ученик Ганимед. Я поручаю тебя его заботам. А сам пойду. До вечера осталось не так уж и много времени. Надо успеть сделать кое-какие важные дела. До встречи в доме Симонида.
И Плутон ушел, а Ганимед повел царевича в бани. Там было пусто. Ученики Академии уже разошлись по домам. Только рабы встретили юношу низкими поклонами.
Сидя в горячей ванне, Иван размышлял: «Хорошо устроились умники! Они превратили жителей острова в слуг и рабов. Здесь даже умение читать и писать не делает человека свободным и независимым. В нашем захолустном царстве каждый, кто может отличить аз от буки, сразу становится писарем или дьяком. А тут не удивлюсь, ежели последний раб окажется умнее меня».
Вместо урюпейского платья, пошитого синьором Сарто, Ганимед принес царевичу сандалии, рубаху-хитон и накидку-гиматий.
– Ну, это совсем никуда не годится! – рассердился юноша. – Мне что, в эти простыни заворачиваться? Ганимед, где моя одежда?
– Учитель Плутон велел отнести ее на берег моря. Туда, откуда тебя, господин, завтра заберут.
Ругаясь, Иван с помощью рабов оделся по-философски и вышел из бани. На улице ждали носилки.
– Это лишнее! Что я, своими ногами не дойду? – возмутился царевич.
Но мальчик уговорил его сесть на носилки.
– Таков наш обычай. И ты должен соблюсти его. Ты же не хочешь огорчить учителя Плутона?
И рабы понесли носилки по мощеным улицам города мудрецов к дому Димитрия Симонида.
Дом великого мыслителя был красив и богат. Во всяком случае, таковым он показался юноше. Рабы с носилками прошли прямо в первый внутренний двор – атриум.
Здесь гостей встречал хозяин. От постоянных опытов со стаканом он неуверенно стоял на ногах, и его поддерживали два раба-мавра. Прибывающим Димитрий только кивал. Сил говорить у него не было.
Всего прибыло восемь гостей: Иван, Плутон, Арест, Африкан Полинезийский, Иммануил Танк, Терволь Фернейский, Фридрих Нищий и Зигмунд Бред, также облаченные в философические одежды.
Слабым манием руки Симонид пригласил гостей в триклиний – пиршественную залу. Там вокруг стола стояли покоем три больших ложа.
– Мы что, лежа есть будем? – удивился царевич.
– А как же! Таков наш обычай! – ответил Плутон.
Гостям предложили занять почетное среднее ложе. Причем юноше указали самое почетное место – возле хозяина. Но, заглянув в мутные глаза Димитрия, Иван оробел и уступил это место Нищему.
Все улеглись. Служанки возложили на головы пирующих
