но на разговоры у меня не было сил, так что я устроилась поудобнее и вскоре заснула — тепло и мерное укачивание движущегося экипажа сделали свое дело. Так я и проспала практически весь день, и когда мы остановились вечером, почувствовала себя разбитой, словно не спала вовсе. Зевая, я прошлась по дороге, надеясь, что мороз, усилившийся к ночи, вернет мне бодрость.
Рядом весело трещал костер, не нуждающийся в подпитке; на нем снова варили кашу в объемном котелке. О еде и подумать было противно — меня все еще мутило, но поесть надо было, так что я ждала, когда будет готова каша, и прохаживалась около экипажа, пока Нереза заваривала для меня новый чай.
Орсо что-то выведывал у Верника, остальные мужчины занимались своими делами, но то и дело поглядывали нервно по сторонам. Лошади тоже волновались и стригли ушами. Подойдя к Вито, я спросила:
— Заметил, как тревожатся лошади?
— Они чуют драконоподобных, — ответил парень. — Здесь всегда беспокойно.
— Помнишь, что случилось тогда?
Вито не нуждался в пояснениях, что именно за «тогда».
— Разве такое забудешь… Могу я задать вопрос, эньора?
— Конечно.
— Это вы тогда устроили?
— Нет, что ты. Я не знаю, что тогда случилось и почему меня накрыло.
— А та виверна?
— О, ты запомнил, что она самка!
— Еще бы, ведь вы тогда так на меня рявкнули! — улыбнулся Вито.
— Про виверну я тоже ничего не могу сказать. Почему тогда произошло то, что произошло, мне даже ллара растолковать не смогла.
— Вы перерожденная, эньора, — произнес Вито, глядя на меня так, словно я особенная, — Великий Дракон благословил вас.
«Скорее проклял».
Я поглядела на людей и пладов, греющихся у костра, на Верника… Меньше всего я хотела бы встретиться с ним, но сейчас, в Дреафраде, его компания как нельзя кстати.
— О, каша готова, — обрадовался Вито. — Идемте, эньора!
Мы подошли к костру, и мужчины расступились, пропуская меня. Плад, ответственный за готовку, тут же взял миску и шлепнул на нее густой каши. Протянув мне миску, он произнес:
— Приятного аппетита, эньора.
— Спасибо, — отозвалась я, взяв миску, и подошла к Нерезе.
— Наконец-то! — улыбнулась она. — Я боялась, вы опять от еды откажетесь.
— На самом деле я вообще не хочу есть…
— То-то я смотрю, вас от слабости шатает! Ну-ка ешьте, эньора, ешьте через силу, хотя бы ложечку. Вон, смотрите, как Вито наворачивает!
— Сравнила, — хмыкнула я и заметила, как выжидательно смотрят на меня плады из патруля Верника. Надо съесть хотя бы немножко, чтобы их не обидеть, а то сочтут еще, что я брезгую их едой… Я перехватила ложку поудобнее и попробовала кашу. Вязкая, сладкая, обжигающе горячая…
— Вот и славненько, — воссияла Нереза и тоже стала есть.
Уже после первой ложки мне поплохело, но я мужественно переборола порыв и продолжила давиться кашей. Меня затошнило сильнее; желудок сжался в спазме, и я выронила миску из рук, а потом и сама упала. То, что я съела, пошло обратно комком; захрипев, я выплюнула его. В голове зазвенело, перед глазами появилась пелена.
Нереза упала рядом. Ее стошнило тоже.
Вспыхнуло пламя, раздались крики — и снова пламя, и снова крики, громкое ржание лошадей…
Не способная шевелиться, говорить, даже нормально дышать, я скосила глаза на Нерезу, красную, задыхающуюся.
— От… рава… — прохрипела она, и кровь потекла из ее носа и глаз.
Я очнулась от тычка; дышать было сложно, изо рта текло, из носа тоже.
— Эта не опухла, — услышала я чей-то голос и осознала, что мои глаза открыты, но мало что видят в красной едкой пелене. Меня взяли за волосы и приподняли.
Мне удалось шевельнуть рукой; из глаз потекли обильные слезы, и на несколько мгновений я четко увидела снег в красно-буро-желтых пятнах… и тело. Раздутое, обезображенное.
Меня вырвало… точнее, мне показалось, что меня вырвет, но в желудке уже ничего не оставалось.
— Она все выплюнула, — снова прозвучал тот же самый голос.
— Затолкаем обратно, — рассмеялся кто-то.
Тот, кто держал меня за волосы, рассмеялся тоже, а потом макнул с силой в снег и повозил так. Вторая моя рука «ожила», слабо скользнула по обжигающему холодом снегу.
— Не обижайтесь, эньора, — глумливо сказал Верник, — я лишь помогаю вам умыть личико.
— Почему она еще жива? — спросил один из его людей.
— Мало съела.
— Другим и ложки хватило…
— Молчать! — рявкнул Верник и поднял меня.
Я шумно, с присвистом, вдохнула; снег таял на лице и во рту. Я облизнула губы и сглотнула воду.
— Уже не красавица, — произнес Верник, разглядывая меня.
Слезы продолжали течь из глаз, но это были обычные слезы, а не кровь. Я несколько раз быстро моргнула и снова увидела тело… Нереза…
— Плохо видно, эньора? — спросил с заботой плад. — Давайте я вам помогу!
Я ахнула от боли, когда он рывком поднял меня выше, и попробовала встать на ноги, но, ослабевшие, они меня не держали. Я приподняла руку, но и она сразу бессильно упала.
— Неудобно? — осведомился Верник. — Так и быть, снова помогу.
Другой рукой он взял меня за шубу, и давление на голову стало меньше. Мое зрение то обретало четкость, то теряло, так что я почти не различала лиц убийц. Верник потащил меня к костру.
— Смотрите! Вот он, ваш новый любовничек. Тоже уже не красавчик.
Довольный своими словами, плад рассмеялся… нет, заржал. С ним заржали и другие. Я посмотрела на раздутое и перепачканное в крови, рвоте и прочих жидкостях тело Орсо.
— Понравилась кашка, эньора? — спросил тот, кто готовил, и вокруг заржали громче.
Я закрыла глаза, словно это могло спасти меня, отрезать от реальности.
— Что у вас на щеке? — спросил Верник и ткнул пальцем в мой шрам. — Ай-ай, какая досада! Такое личико испорчено! Уже ни на что не годитесь. Да, парни? Вам ведь не нужна баба со шрамом?
— Сожжем ее!
— Давайте, эньор!
Яд обездвижил меня, сделал слабой и беспомощной, но оставил в сознании. Зрение становится четче с каждой минутой, а слух — острее. Какая насмешка — я прихожу в себя, чтобы видеть их морды, слышать их тупое ржание, чувствовать боль… Такая смерть хуже всех кошмаров...
— Что
