как Андрей злился, когда Виктор Олегович заговаривал о детях, говорил, что брак – это не повод заводить детей. Вдруг он детей вообще не хочет. Вдруг не признает, не поверит. Для нее малыш – награда. Наконец у нее появится тот, кому она действительно нужна. Кому она станет мамой, другом и просто самым близким человеком. Ее жизнь будет наполнена смыслом. Она уже им наполнена, и никакие трудности этого не изменят. Чего только Женька не пережила, не привыкать ей жить в разрухе, однако разлад с мужем подкосил. Не хотела к Андрею привязываться, но все равно не смогла оставаться равнодушной. Воспринимала его заботы, проблемы, переживания – как свои. Позволила себе помечтать о настоящей семье. Думала, что отец и сын помирятся, а случилось наоборот. Все рассыпалось, и она оказалась виноватой в случившемся. Хотела помочь, а получается – все разрушила. Эти горькие думы вытягивали из нее живительную энергию. Она пыталась заняться какими-то текущими делами, но, обессилев от безуспешных попыток, снова присела на кровать.
Не хочет ее слушать – не надо!
Хочет развод – будет ему развод!
Сжав челюсти, Андрей призвал себя сохранять спокойствие и сунул телефон в карман. Ночь выдалась морозной, неприветливый холод забирался под пальто, студеный парок вырывался изо рта, но поколачивало его совсем не от этого.
– Куда мы едем? – спросил без особой надежды на ответ.
– Скоро увидишь, – ответил Янис, оправдав его ожидания.
Рысь сел в машину и погрузился в размышления. Когда еще размышлять, как не в салоне автомобиля, который катится в неизвестном направлении? Странно все в жизни. Сегодня думаешь одно, под напором обстоятельств – другое. Понимание ситуации и самого себя очень хитро устроено. Лицемерие это или способность приспосабливаться? Беспринципность или гибкость? Всю жизнь рос без отца, страдал, что его не приняли. Жалел об упущенных с ним годах. Что не было у них совместных игр, увлечений. Не делили они первые успехи и первые провалы. Последние провалы тоже не делили. Не обсуждали ссоры с друзьями, «двойки» в школе, успешную сдачу экзаменов. Ничего этого не было… но не было и другого – грехов, за которые сын мог быть ответственным. Возможно, Рысь-старший сделал давным-давно что-то такое, но это был другой отец, которого он не знал, не видел. Тогда Виктор Олегович не был ему отцом, а был чужим человеком. Своего Андрей обрел недавно. Его отец пил вечерами с его женой травяной чай, кормил его собаку, страдал повышенным давлением и болями в спине, несмотря на внешнюю несгибаемость. Он тот, кто уже переписал на сына все свое имущество и передал практически все дела. Отец отлично умел управлять и делами, и людьми, однако под напором старости ему этого уже не хотелось делать.
Тишина в салоне начала приобретать осязаемо душную тяжесть, и Андрей не выдержал:
– Если все подтвердится, что ты будешь делать?
– Давай повременим с выводами.
– Ты же знаешь, уже через час все может измениться. Давай поговорим, пока мы можем это сделать.
Андрей прекрасно осознавал, что, возможно, он не потеряет свою жизнь, не потеряет отца, но друга он точно потеряет. Двух.
Янис помолчал, но в этом молчании чувствовалось прямо-таки грозовое напряжение.
– Не хочу, чтобы все оказалось правдой, но отступить не могу, – переступив через себя, все-таки ответил он. – А что подсказывает твой внутренний голос? Что думаешь?
– Думаю о том, что с женой не поговорил нормально. Несколько раз сегодня звонила по каким-то пустякам, а мне все некогда было ее выслушать… – Тоскливый холод в левой половине груди, который все время тянул его к Женьке, теперь распространился на все тело.
– Зря не поговорил. Она, наверное, хотела сказать тебе что-то важное.
– Наверное… Как Вера?
– Как всегда. Абсолютно ко мне безжалостна.
– Да, Верка, она такая, – Андрей попытался улыбнуться, но настроение не располагало к юмору. Они спокойно роняли слова, но за каждым уже чувствовалась тень вплотную надвинувшейся катастрофы.
– Ты извини, ладно? Я тогда глупостей наговорил. Не хотел грубить. Правда.
– Нет проблем. Вера не обиделась.
– Ты?
– Я тоже.
– Хорошо…
Подъехав к ангару, мужчины посидели в машине с минуту, словно оттягивая точку невозврата к прежней жизни, потом вышли на улицу и направились к железным дверям. Янис позвонил по телефону. Тут же заскрипели железные засовы, и ворота распахнулись, поглощая их внутри. Они прошли вглубь, где больше света. Андрей заметил человека в тюремной робе, больше похожего на мумию, чем на живое существо. Он сидел на стуле, руки его были сцеплены за спиной наручниками.
– Мы вас уже заждались, – недовольно сказал Даня.
Андрей вздрогнул и обернулся. Так сконцентрировался на Лаве, по-видимому, это был именно он, что не заметил стоящего поодаль Даниила.
– В пробку попали, – ответил Янис и кивнул на заключенного: – Сказал что-нибудь?
– Сказал только с тобой будет говорить. Мы не настаивали.
– Почему здесь? – нервно задергался Ловягин, говоря скрипучим гнусавым голосом. – Мы так не договаривались. Что за херня?
Что-то вроде усмешки появилось на губах Яниса:
– Я с тобой вообще ни о чем не договаривался. Информация для меня есть? Или думал, я к тебе в тюрьму приду и через решетку буду разговаривать? Я не суеверный, но лучше уж ты к нам. Будет только так, как мне удобно. Не знаю, на что ты рассчитывал, когда в такое вписался.
Зек чуть поднял подбородок, посмотрев на Андрея:
– А это кто? Только тебе скажу. Это было мое условие.
– Я тебе, урка, сейчас безо всяких условий башку снесу, – спокойно ответил Майер. – Пикнуть не успеешь. Наверное, так даже лучше. Нам спокойнее.
– Ладно, – притих Лава, – браслеты сними и жратвы нормальной дай, тогда разговорюсь.
– Ты не в том положении, чтобы торговаться. Не испытывай мое терпение. Расскажи нам свою сказочку, потом получишь нормальную жратву.
– Мож, и бабу тогда?
– Может, и бабу.
Противная ухмылка расплылась по узкому бледно-синюшному лицу:
– Папашу твоего Рысь заказал. Я твоего папашу самолично грохнул. Рысь заказал, а я грохнул.
Андрей похолодел от услышанного. Боль, похожая на гастритную, зажгла желудок. Даня, стоящий рядом, вполголоса выматерился.
– Почему? – продолжал расспросы Янис, стоя прямо перед Лавой, спиной к ним. Андрей не видел его лица, но все бы отдал, чтоб сейчас взглянуть в глаза другу.
– Мне нет разницы – почему? – снова заскрипел
