кончил последним не лишенным агитационной хитрости указанием:
— Мы, как бы то ни было, — сказал он, — пришли сюда от комитета не для того, чтобы судить товарища Станко, не для того, чтобы порицать его, а для того, чтобы попробовать сговориться. Пусть Станко скажет — чего он хочет. И если меры, предложенные им, будут для нас приемлемы, комитет немедленно осуществит их.
— Эк ведь каким мелким бесом рассыпается человек, — подумал Матвей. Как-будто он лично не говорил хитрому комитетчику, чего он хочет. Прямо как леденец сладкий липнет, лишь бы Матвей расчувствовался.
И Матвей поднялся отвечать.
— «Комитет найдет приемлемым, комитет осуществит»,— повторил он фразу Локкермана. Сколько сейчас человек в комитете у вас? — спросил он в упор докладчика. Ответьте прямо. Трое?
— Это не имеет значения! — попробовал возразить Локкерман, почувствовавший тут слабое место.
Участники совещания с интересом взглянули на Матвея и его оппонента.
— Трое! — коротко бросил Гусев, подняв голову от газеты.
— Спасибо, товарищ Гусев... Трое, ну вот, а вы говорите не имеет значения.
— Бывает и меньше! — сказал снова Гусев.
— Знаю! И думаю, что никто из нас не скажет, что вообще это нельзя. Но нам-то вот, представителям всей организации, фактическому ее фундаменту, без которого комитет ничто... говорить о том, что комитет «обсудит и осуществит», а вы, дескать, обождите, говорить при том условии, что в комитете товарищ Локкерман да Гусев, а они тут же, пришли к нам что-то сделать, — это значит играть с нами в прятки. Это значит водить нас на помочах или водить за нос. И одного этого достаточно, чтобы мы к такому комитету серьезно не относились. Понятно это?
Представители кружков задвигались, но молчали.
Гусев искоса взглянул на Локкермана и снова углубился в газету.
— У нас конспирация существует для чего-нибудь? — возмутился Локкерман.
— Такая конспирация, которою можно отговориться от организации, пусть лучше не существует! — не замедлил ответить Матвей. — Но это не все...
И, пересчитав взглядом живо следивших за спором мастеровых, он продолжал:
— Другой прием, который употребляет представитель комитета, товарищ Локкерман... Он думает, что я не пойму разницы или кто-нибудь другой... Он излагает дело таким образом, как-будто до сих пор у нас с ним не было никаких переговоров, а вот Станко, мол, набунтовал, давайте расхлебаем кашу... теперь у нас раскол... Неверно это! Прежде всякого раскола по инициативе Локкермана же мы уже имели с ним продолжительную беседу... сказал ли я ему, что именно я и мои товарищи считаем недопустимым в организации? Сказал!
Матвей вынул платок и отер разгоревшееся лицо от пота. Он убедился в процессе дискуссии, что Локкерман сознательно демагогичен и насквозь фальшив с деланной своей проникновенностью в глазах и тоне голоса, и почувствовал к нему презрение.
Гусев бросил газету, закурил сигару и с видимым спокойствием следил за интересным мастеровым. Нельзя было сомневаться, что втайне все представители кружков были уже под его влиянием.
Грек и Неустрашимый осведомлялись шопотом у заведомого Матвеева сторонника — Айзмана о том, кто такой Матвей. Сократ в такт его заявлениям раза два кивнул головой. Остальные с интересом ждали дальнейших возражений.
— Что же я думаю об организации? Я знаю, что у нас сейчас появились эсеры и могут ловить рыбу в мутной воде. Пусть не думает Локкерман, что он один боится этого. Он намекнул на то, что я-де анархист, — это ложь. Если это верно, то посмотрим, в чем мой анархизм... Я против того, чтобы Локкерман персонально и комитет в целом считали членами партии буржуазных маменькиных сынков только за то, что они организации делают подачки... А Локкерман за это. Хотите знать как. Слушайте...
И Матвей сделал ту же ссылку на Хейфеца, какой он уже однажды оперировал в разговоре с Локкерманом.
Собрание взволновалось. «Соображения Матвея верны», было общее мнение, «но раскола допускать нельзя».
— Если комитет не понимает, что он может остаться висеть в воздухе, — заявил Семен Айзман, — то мы должны предупредить, что ему грозит опасность убедиться в этом совершенно определенно образом и при том весьма скоро. Станко прав — организация нуждается в испытанных членах, а комитет ухаживает за какими-то буржуазными бычками.
После нескольких успокаивающих реплик Гусева о том, что комитет пополняется новыми работниками и возобновит со Станко переговоры, собрание высказалось против раскола. Но финал был не тот, на который расчитывал Локкерман. Не удалось подорвать доверие к Матвею, осудив его как анархиста или дезорганизатора. Не только никто не сомневался, что раскол впредь до какого-нибудь соглашения будет продолжаться, но было ясно, что несколько человек участников совещания на другой же день перейдут на сторону Матвея.
Локкерман учел это обстоятельство и решил сделать на первом же заседании пополненного комитета предложение о том, чтобы уполномочить для переговоров с раскольниками Гусева и одного из вновь приехавших товарищей.
Эта миссия выпала на долю студента берлинского университета, только-что приехавшего из-заграницы, Браиловского.
Влияние Матвея в сторону лозунгов раскола после собрания организаторов кружков значительно возросло. Когда же вышла и была распространена в большом количестве листовка от имени новой «Группы Донских Рабочих», то пред организацией комитета ясно стал вопрос о том, объявить ли группу вне партии, или добиться с ней соглашения. Первое было почти невозможно, в виду того, что в лагере раскольников оказались уже интеллигенты «Юпитер», или иначе Илья Лихтер, Щербинин, Наташа Брагина и к ним же тяготела Вера Давыдовна. Что касается до кружков рабочих, то о них и говорить нечего было, так как все они считали требования, выставленные Матвеем, совершенно правильными.
Между тем приехали новые работники в комитет. Теперь, кроме Локкермана и Гусева в комитете были пропагандистка Логачева, полурабочий - полуинтелигент, занимающийся наиболее секретными функциями, Христофор, Браиловский, Емельян, и из прежнего кадра, Иван Иванович.
На первом же заседании пополненного комитета Гусев, Браиловский и Локкерман были уполномочены заключить соглашение с раскольниками. В качестве существенной уступки раскольникам Локкерман предложил по образу екатеринославской организации ввести в Ростове создание районных комитетов. Их должно было быть по естественному территориальному делению в городе три: Темерницкий, Нахичеванский и Городской. Заранее при этом функции районных комитетов точно не определялись, а предполагалось относительно их прийти к взаимному соглашению, положив во всяком случае в основу соглашения претензии Матвея, чтобы выбить почву из-под ног раскольников. Для переговоров с представителями комитета раскольникам было предложено выбрать своих представителей.
Матвей, Сократ и Айзман устроили собрание активной раскольничьй части организации,
