Пролетарии всех стран, соединяйтесь!
С. ВАСИЛЬЧЕНКО
КАРЬЕРА
ПОДПОЛЬЩИКА
ПОВЕСТЬ
ИЗ РЕВОЛЮЦИОННОГО ПРОШЛОГО
МОСКОВСКИЙ РАБОЧИЙ 1924
Отпечатано в 5-й типо-литографии „Мосполиграф", Мыльников пер., дом 14, в количестве 10.000 экземп. Главлит № 4260. Москва. Рисунки и обложка Н. Малиновского.
КАРЬЕРА ПОДПОЛЬЩИКА
I. МОТЬКИНЫ ШАШНИ.
(Вместо пролога).
На богатой, но тихой улице, где в удобных дворцах и художественных декадентских особняках отдыхают богачи, делающие свои дела в более шумном центре города, ротозеет слоняющийся от скуки тринадцатилетний отрепыш Мотька, сын железнодорожного стрелочника.
Он приходит в город искать приключений по нескольку раз в неделю и когда попадает в эти кварталы богачей, то так и ищет, где бы ему выкинуть что-нибудь такое, чтобы за ним гнался несколько кварталов какой-нибудь дворник, или чтобы от него прятались херувимоподобные, прилизанные молокососики из барских домов.
Мотька травит их с инстинктивной ненавистью обойденного, неизбалованного пролетарского мальчика-оборванца.
Скучно.
Пусто.
Солнце печет, изливается, и как-будто тают маячащие в отдалении деловой походкой фигуры редких горожан.
Это все не то, что нужно Мотьке. Показалась бы хоть бродячая собака, что ли? Хорошо бы загнать ее вон в ту открытую дверь парадного крыльца — в комнаты дома какого-то консула. Вот бы можно было надебоширить, а затем самому напасть на хозяев за то, что они держат дверь открытой и заманивают чужих собак, да Мотьку же еще и ругают за учинение беспорядка.
Обязательно выкинет эту штуку Мотька, только покажись какой-нибудь пес.
Но тротуар пустынен. Городовой на дальнем углу забрался в холодок. Извозчик едет на другой стороне улицы и то ли спит, то ли дух испускает вместе с своею полуживой клячей от нестерпимого зноя.
Мотька очутился перед раскрытыми воротами сада, окаймлявшего аристократический двух-этажный особняк, заглянул во двор и на веранде увидел несколько стволов распустившихся в кадках олеандров.
Пышные розы бросились ему в глаза. Возле цветов никого не было: прийти домой из города хоть с цветком и показать его сестренке Нюре? Это стоило труда, и Мотька сделал два шага во двор.
Никого на веранде?
Как-будто никого!
А возле этого черного флигелька возле ворот, за углом, возле дверей? Тоже никого.
— Ну, великолепно! Везет.
Мотька с сладко закружившейся головою быстро подошел к веранде, протянул руку и цапнул цветок.
— Ох! Тут же испуганно вздрогнул он, пробуя попятиться.
Не тут-то было: за руку, крепко держала его пухленькая, раззолоченная кудрявыми косичками, но разозлившаяся до слез, нарядная девочка.
— Что? —шипела она, —попался, жулик?
Оглянул ее Мотька, выпустил цветок и думает:
— Ну с тобою-то еще не попался — справлюсь!
А у самого мелькает в голове: вот если бы с нею составить компанию, отвесть на Кавалерку, чтобы играла с ним там; Володька регентов и Митька шорников лопнули бы от зависти.
Девочка же, трясясь возле него бантиками, ленточками и дергая меняющимся, возбужденным личиком, повторяла;
— Что попался, жулик? уж теперь тебе капут, братец!
Однако, в ее словах не было уверенности.
Вдруг скрипнула дверь наверху, откуда шла на веранду лестница.
— Папа! —испуганно воскликнула, девочка.
Мотька, глянув вверх, увидел спину закрывавшего дверь дяди в шляпе и с тростью.
— С этим мне ни за что не справиться! — тут же решил про себя Мотька.
И он хотел уже дать стрекача и от цветка, и от своей новой знакомой, и от ее папы.
Но еще быстрее дернула его девочка, толкнув Мотьку вглубь веранды за спуск лестницы, притаясь, и сама прижавшись к Мотьке.
По деревянной лестнице спустился мужчина, скрипя ступеньками. Посыпались с лестницы соринки. Зашаркали ноги по веранде. Пошел страшный папа через двор на улицу.
Глянули друг на друга Мотька и девочка.
— Ну, больше не будешь воровать?
— Не буду! —буркнул Мотька, но продолжал стоять, исподлобья глядя на чудную девочку..
— Что же тебе еще надо?
— Ничего!
— Ну, иди!
Мотька, нехотя повернулся.
— Обожди!
Девочка шагнула к олеандру и сорвала цветок. — На, да не воруй больше! Что тебе еще надо?
Мотька взял цветок, поглядел на него, потом на девочку. Сделал шаг вперед. Остановился. Сделал еще шаг... и вдруг чмокнул в щеку девочку.
— Видала? — отчаянно спросил он, не трогаясь с места.
Девочка взглянула снова на лестницу и боязливо дернула себя за передник.
— Скорее уходи отсюда. Ты будешь приходить ко мне?
— Буду!
— Только смотри: у меня мистрисс, чтобы она не видела!
— Хорошо!
И Мотька, взглянув еще раз на крепко овладевшую его душой разряженную девочку, исчез; пошел домой и понес с собой свое приобретение — олеандровый цветок.
II. МОТЬКА ДУЕТСЯ.
Мотька вел полунезависимый образ существования.
Его отец — стрелочник, мать — поденщица, сестренка-девочка были сами по себе, а он — сам по себе. Но все складывалось в семье таким образом, что Мотьку необходимо было куда-нибудь сбыть с рук. Мотька расчитывал больше всего на то, что его отдадут в школу. В школе были все его товарищи, в школе можно было достать сколько угодно книг для чтения. В школу ему необходимо поступить особенно теперь, чтобы не стыдно было встретиться с той оранжерейной козявкой, которая спасла его от палки своего папаши.
Мотька чувствовал, что для продолжения его романической карьеры ему необходимо цивилизоваться.
И вдруг дело с отдачей его в школу начало застопориваться. Учитель, к которому обратился забитый человечек — отец Мотьки, дал ему список учебников и высчитал расходы, которые бедняка стрелочника так перепугали, что все разговоры о школе сразу осеклись.
Шутка сказать: кроме единовременной годовой платы в три рубля, нужно было по расчету учителя, по крайней мере, полтора рубля в месяц на учебники да письменные принадлежности. А мать Мотьки за эти деньги по три дня в неделю ходила резать рыбу в коптильный завод и от зари до зари гнула спину, стоя в разъедающем тело рыбном рассоле, чтобы только свести кое-как концы с концами и заработать на черствый кусок хлеба семье.
Вот об этом Мотька и узнал, когда пришел домой после путешествия в город и знакомства с обладательницей олеандров.
Мотька надулся. Вареный картофель и пару кусков рыбы на обед в стрелочную будку понесла отцу сестренка Мотьки, Нюра.
Когда вернулся отец и семья расположилась ужинать, Мотька демонстративно сел на порог хаты и буркнул на зов матери, что есть не хочет.
Отец