С другой стороны, я понимал: мать нуждается в реабилитации. Её надо в санаторий отправить. На этом настаивал лечащий врач. Покой, режим, процедуры. И никакого подростка, который мастерски мотает нервы.
Нет, я должен быть честным: Димка не так уж много хлопот доставлял. И в школу ходил, и учился, и Лолите помогал – я видел. Но война с Джиной затянулась, бесконечные интриги и тайны надоели.
Я понимал: нужно гаркнуть, стукнуть кулаком по столу, привести их в чувство. А то один что-то крутит за моей спиной. Вторая манипулирует. Умирает она. Да с таким рёвом можно в мамонты записываться, а не умирать. Какая вожжа ей под хвост попала – разберёмся. Но позже. Пусть побесится.
И я выпал из обоймы на несколько часов. А позже меня осенило: там же Лиля. Не случилось ли чего? И всё, беспокойство накрыло меня с головой.
Я посмотрел на пропущенные звонки. Звонила миллион раз Джина, звонил и Димка. Ни одного звонка от Лили. Меня дёрнуло во второй раз. А доехала ли она вообще до дома?
Я позвонил Лиле сам. Длинные гудки и никакой реакции. Вот теперь меня тряхнуло по-настоящему.
Не помню, как добрался до садика. Мы договаривались, что Костика заберу я. Но Лилька… кто знает, что ей в голову взбрело? Может, она обиделась, что я её уволил, но виду не подала? Нужно срочно возвращаться и что-то решать. Думать. Не знаю.
Костик был на месте, ждал меня.
– Пгивет, пап, – протянул он мне руку. – Ты злой?
Не хватало, чтобы ребёнок видел меня таким.
– Нет. Немного волнуюсь. Опять Джина бушует.
Костик вздохнул. Отвёл глаза. Он что-то знает?
– Что такое, сынок? – спросил участливо. Котя снова вздохнул.
– Мы с Димкой дгужим. Он хогоший. А Джина – бабушка. Сказала вчега, что я пгедатель.
Я этой Джине язык вырву, честное слово! Не хватало, чтобы она ребёнка втягивала в свои войнушки! Детский сад и всё. Разве так можно?
Я, конечно, помнил о преклонном возрасте своей бабули. И помнил поговорку: «Что стар, что млад», но не думал, что всё так далеко зашло.
– Я их обоих люблю, понимаешь? – поднял на меня страдающие глаза ребёнок.
– Послушай меня, – вытер я пальцем пятнышко краски с Костиной щеки. Видимо, они рисовали сегодня, – тебе не нужно выбирать, сынок. Это неправильно. Надо любить и бабушку, и дядю Диму. Кто тебе нравится, тех и люби. Джина просто старая уже, ей хочется, чтобы ты её любил и поддерживал, больше внимания уделял, чем другим. Она ведь долго не знала, что ты у неё есть, а теперь ведёт себя, как жадина – ни с кем делиться не хочет.
Костя хихикнул.
– Жадина-говядина?
Я кивнул.
– Только Джине об этом говорить не надо. Секрет, договорились?
– Угу.
Мы ударили по рукам, и меня немного отпустило. Пока ехали, я украдкой позвонил Лиле ещё пару раз. Длинные гудки. Да что ж такое! Так и хотелось сказать водителю, чтобы ехал побыстрее, но я себя сдержал. Мы всё же с ребёнком едем. А дом уже рядом, осталось совсем немного потерпеть.
Уже в подъезде я успокоился немного: что бы там ни стряслось, Лиля не уйдёт без Костика. Поэтому оставался лишь один мучительный вопрос: не случилось ли с ней чего-нибудь?
Старушка Джина встречала нас в коридоре – стоило мне лишь дверью тюкнуть. Она вылетела нам навстречу, а у меня глаза на лоб полезли: ничего себе умирающая!
– Ну наконец-то! – выкрикнула она резко и вспорола воздух рукой.
– А где твоя инвалидная коляска? – спросил я вкрадчиво, разглядывая Джину сверху вниз. Оригинально. – Судя по всему, умирать ты не собираешься, хоть и угрожала.
– Не дождётесь! – заявила она мрачно.
– Лиля где? – задал я единственный, тревожащий меня вопрос. Всё остальное не существенно.
– Заперлась в комнате с твоим братом!
Она сказала это так, словно застукала их за непотребством. Но, учитывая, что Димке пятнадцать, это вряд ли.
– О, мама у нас? Пап, можно я постучу?
– Можно, сынок. Скажи, что я дома, и больше не нужно прятаться.
Я посмотрел Коте вслед, а затем указал Джине на дверь её комнаты.
– А теперь поговорим при закрытых дверях. Что на этот раз стряслось? – спросил, как только мы с ней остались наедине. – Я устал. Хватит. Достаточно.
– Это лучше ты расскажи, дорогой внук, как пять лет морочил мне голову и высылал липовые фотографии, – припечатала она меня на месте.
Та-а-ак. Докопалась? Знала? Судя по тому, что разыгрывала умирающую, знала. Но своими выпадами она совершенно меня не тронула. Разве что было стыдно за враньё. Она права: я морочил ей голову. Огорчать не хотел. Но это позже. Поначалу мне нужно было её обманывать, пока на ноги не встал. Как ни крути, а без её помощи я бы не поднялся.
– Прости, что так получилось.
– И это всё, что ты мне хочешь сказать? Тогда морочил голову, сейчас разыгрываешь спектакль. Но вот я, живая, умирать не собираюсь. Что теперь, а?
Ну, да. С такой энергичностью вряд ли в ближайший десяток лет она на небеса отправится. Да и слава богу. Я даже рад.
Джина бегала по комнате. Что называется, из угла в угол. Благо, здесь было где развернуться. Видимо, наконец-то ей представилась возможность хорошенечко размяться.
– Да ничего, Джина. Живи. Радуйся жизни. К слову, если тебе вдруг в голову придёт манипулировать мной, то сразу хочу сказать: номер не пройдёт. Я готов хоть сегодня вернуть тебе деньги, которые ты тогда дала на развитие моего бизнеса. К слову, хочу сказать спасибо. За поддержку. Правда, ради неё пришлось мне жениться, но я и об этом не жалею.
– Не жалеешь? – остановилась она на полпути и пытливо посмотрела мне в глаза.
– Нет.
– У тебя ж липовая семья, Геннадий.
– Липовая она была, когда ты выкрутила мне руки. А потом всё было по-настоящему. Да и сейчас. В общем, с женой и сыном мы сами разберёмся, как нам жить. Мне бы хотелось, чтобы ты не вмешивалась. Дала нам наконец-то свободно дышать. Ты следила? Убедилась, что мы семья? По-моему, пора успокоиться.
– Жена и сын, говоришь? А ты уверен, что это твой ребёнок?
Она ударила в самое уязвимое место. Я на миг замешкался.
– Вот видишь: не уверен. Да он и не твой сын, Геннадий. Только слепой этого не увидит.
Я пытался подобрать слова, чтобы возразить, но не находил. Как-то она зацепила меня, почву из-под ног выбила.
На секунду зависла пауза. И в это мгновение раздался голос Коти:
– Папа…
И столько в этом голосе растерянности и отчаяния, что меня аж подкинуло. Я вдруг понял: он услышал, что сказала Джина.
Я подошёл и наклонился. Посмотрел Косте в глаза.
