Книга Сокровища баронессы фон Шейн - Ольга Баскова

Санкт-Петербург, 1911

Ольга не ожидала, что дни в заключении пробегут довольно быстро. Она ни в чем не знала отказа: ни в чистом белье, ни в книгах, ни в лакомствах, ни в разговорах с умным мужчиной, развлекавшим ее каждый день. Последний месяц оба активно обсуждали замужество баронессы. Офицер, познакомившийся с фон Остен-Сакеном, спитый вид которого не привел его в восторг, рассказывал Ольге о ее женихе, продавшем себя за десять тысяч, и женщина весело смеялась.

– Пусть такой, чем никакого. Поверьте, десять тысяч для меня не такие большие деньги.

– Вы не будете с ним счастливы. – Начальник тюрьмы боялся, что, пожив с Остен-Сакеном, несчастная баронесса будет обвинять всех, кто свел ее с этим человеком, и забудет о своем обещании помочь ему подняться по карьерной лестнице.

– Я сделаю все, чтобы вообще его не видеть, – пообещала Ольга. – Он получит сумму, я – титул и фамилию, и мы разойдемся, как в море корабли. Это будет фиктивный брак, вы еще не поняли? Этот пьянчуга не прикоснется ко мне и пальцем. Впрочем, как я поняла из вашего рассказа, Вольдемар и не жаждет обладать мною. Для него интересны только мои капиталы. Наверняка барон спит и видит, как начнет проматывать свалившиеся с неба деньги. Успокойтесь, даже сейчас ему не до меня.

Начальнику тюрьмы понравился настрой заключенной, и он едва дождался, когда очаровательная женщина вышла на свободу. Жених ждал ее у ворот тюрьмы с букетом цветов, он улыбнулся, продемонстрировав недостаток передних зубов, выбитых в пьяной драке, и, галантно поклонившись, отвесил комплимент:

– А вы красивая. Признаюсь, не ожидал увидеть такую невесту.

В его оловянных глазках блеснуло что-то похожее на вожделение, и Ольга дернулась от брезгливости.

– Я предпочту похоронить свою красоту где-нибудь на окраине Санкт-Петербурга, – отозвалась баронесса. – Видите ли, барон, любви в моей жизни было достаточно, хочется покоя.

Владимир хотел было запротестовать, но передумал: еще, чего доброго, дамочка откажется идти с ним под венец. А ему позарез нужны ее денежки, месяц назад он занял приличную сумму, и кредиторы грозились расправиться с ним. Черт с дамочкой, хочет одна почивать в девственной постельке – пусть почивает, он не возражает.

– Слово красивой женщины всегда было для меня законом, – отозвался Остен-Сакен. – Но свадьбу я хотел бы ускорить. А вы?

– Мечтаю об этом, – усмехнулась Ольга, подумав, что барон просто омерзителен. Однако выбирать ей не приходилось. – Мы начнем подготовку с сегодняшнего дня.

Женщина перебрала в уме влиятельных знакомых, кто мог бы ускорить их свадьбу, и уже через две недели стала баронессой фон Остен-Сакен. На ступеньках церкви она швырнула новоиспеченному мужу портфель с деньгами, и тот, даже не проводив жену в новую квартиру, снятую женщиной на окраине, помчался проматывать так неожиданно свалившееся на него богатство.

Ольга поехала домой, чтобы в одиночестве и тишине поразмыслить о дальнейшей жизни. Разумеется, она не собиралась останавливаться. В тюрьме дама безумно соскучилась по аферам. Следовало пересмотреть свои наряды, устаревшие за время ее пребывания в заключении, купить новые, дорогие, и полюбоваться драгоценностями, которые она вытащила из тайника в первый день выхода из заключения.

Пересмотрев гардероб и отобрав два приличных платья, она достала шкатулку и, зашторив окно, стала разглядывать драгоценности. К сожалению, за шестнадцать месяцев коллекция не пополнилась ни одной вещью, однако Ольга не переживала. Жизнь для нее будто начиналась заново.

Когда в дверь постучали, сильно, требовательно, дама едва успела спрятать шкатулку.

– Открой, тварь! – Новоиспеченный муж барабанил в дверь, и она скрипела, плакала под сильными ударами. – Лживая, мерзкая тварь. Ты получила от меня, что хотела. Давай то, что причитается мне.

Баронесса подошла ближе и спросила:

– В чем дело, Вольдемар?

– Ты… ты, – он давился слюной, задыхался от гнева, – ты обманула меня. Ты обещала десять тысяч, а дала всего тысячу. Где остальные, дрянь? Я завтра разведусь с тобой, если не отдашь еще девять.

– Убирайтесь, – крикнула она, не боясь, что любопытные соседи высунут носы из своих нор. – Немедленно убирайтесь, иначе я вызову полицию. Вы расскажете полицейским про какие-то десять тысяч, которые требуете от меня.

Владимир громко задышал:

– Ты хочешь меня обмануть? У тебя не получится.

Ольга расхохоталась.

– Я выгляну в окно и позову постового, он как раз прохаживается неподалеку. А потом придет полиция, и вы поведаете ей свою грустную историю. Наверное, у вас имеются доказательства того, что я надула вас на девять тысяч.

Остен-Сакен перестал стучать. Он понял, что мерзкой твари удалось обдурить его, и заговорил по-другому, жалобно и слезливо.

– Но вы обещали, баронесса. У меня огромный карточный долг. Вы же не хотите овдоветь, едва выйдя замуж?

Ольга, казалось, смягчилась.

– Я буду снабжать вас очень умеренными суммами, – сказала она и усмехнулась. – Дай вам в руки огромные деньги, вы мгновенно все промотаете. Я не хочу нищенствовать благодаря вам.

– Но мои долги… – Барон в сердцах пнул дверь ногой.

– Это не мое дело, – отрезала супруга, и он услышал стук каблучков. Мерзкая тварь не собиралась с ним больше разговаривать. Вздохнув, Вольдемар поплелся по лестнице вниз. По дороге к дому в голову неожиданно пришла мысль, показавшаяся спасительной. Он не верил, что баронесса станет снабжать его деньгами. Она пообещала не дать ему подохнуть с голоду, чтобы сейчас, сию минуту от него избавиться, а потом, если он вздумает докучать ей, обратится к влиятельным знакомым. Остен-Сакен заскрипел зубами и, слегка пошатываясь (ему удалось перехватить пару бокалов красного вина), побрел к Осташеву. Он подумал, что только его близкий приятель способен помочь ему.

Осташев молча слушал друга, развалившегося в кресле и закутавшегося в плюшевый плед. Размахивающий руками Вольдемар напоминал ветряную мельницу, которая прокатила Дон-Кихота с конем на своих мощных крыльях, ругался, брызгал слюной.

– Эта тварь дала мне всего тысячу – представляешь? Я продался уголовнице за тысячу. Уверен, она оставила с носом тебя и начальника тюрьмы, своего обожателя. Ведь так, мой друг?