- Я буду не просто наездницей, а вольтижером! - восторженно заявила Ева Лотта. - Возьму в пекарне нашего коня, который развозит хлеб! До чего будет чудесно!
Она стала посылать воздушные поцелуи воображаемой публике.
- Прыжки на коне, вольтижировка, высшая школа верховой езды, наездница Ева Шарлотта! Представляете меня верхом на коне?
Калле и Андерс с обожанием смотрели на нее. Еще бы, они отлично представляли ее себе верхом на коне.
Живо и весело взялись новоиспеченные артисты цирка за работу. А уж место лучше того, что предложила Ева Лотта, трудно было отыскать. Южная стена пекарни составляла нужный фон для артистов. А на твердой, покрытой травой площадке вполне поместятся и арена, и зрители. Единственное, что было нужно, - это парусиновый навес, который закрывал бы арену от зрителей и мог бы отодвигаться в сторону, когда начнется представление. Самой же большой заботой было переодевание артистов. Но быстрый ум Евы Лотты тут же нашел решение. Над пекарней возвышался чердак, и через большой люк под самой крышей туда подавали товары прямо со двора, не пользуясь лестницей.
- А раз можно загружать туда вещи, то их можно и выгружать оттуда, - решила Ева Лотта. - Значит, и мы можем вылезать оттуда. Привяжем наверху крепко-накрепко веревку и будем всякий раз съезжать по ней вниз, когда настанет наш черед выступать. А когда номер окончится, мы осторожно ускользнем с арены, так, чтобы зрители не заметили, поднимемся по внутренней лестнице и останемся на чердаке до следующего выхода. Будет просто колоссально и необыкновенно, верно?
- Да, это будет колоссально и необыкновенно! - подтвердил Андерс. - Если ты сможешь еще заставить коня, который развозит хлеб, так же съезжать вниз по веревке, это будет еще колоссальнее и необыкновеннее. Но это, верно, еще труднее. Конечно, конь объезженный и послушный, но ведь есть же и для коня пределы его возможностей!
Об этом Ева Лотта как-то не подумала. Во всяком случае, отступаться от своей блестящей идеи она не пожелала.
- Когда настанет мой черед выходить на арену и скакать верхом, кому-то из вас придется стать конюхом и провести коня, который развозит хлеб, между рядами зрителей. А затем поставить его прямо перед люком, и тогда я - бум! - съеду ему прямо на спину.
Тотчас начались репетиции и тренировки. Калле одолжил брезент у папы. Андерс съездил на велосипеде на лесопильню неподалеку от города и купил мешок опилок, чтобы посыпать арену. Веревку крепко привязали на чердаке, и трое цирковых артистов упражнялись все время, съезжая вниз, до тех пор, пока не забыли обо всем на свете.
Но однажды в разгар тренировки медленно приплелся дядя Эйнар.
- Подумать только, он обошелся без нас! - воскликнула Ева Лотта. - После обеда он все время болтается один!
- Кто из вас сбегает на почту с моим письмом? - крикнул дядя Эйнар.
Все трое посмотрели друг на друга. Собственно говоря, желания идти ни у кого из них не было. Но тут в душе Калле пробудилось чувство долга. Ведь дядя Эйнар - личность таинственная, а за корреспонденцией таинственных личностей необходимо следить.
- Это сделаю я! - поспешно воскликнул он. Ева Лотта и Андерс с радостным изумлением посмотрели друг на друга.
- Ты почти как скаут[6]: всегда готов! - сказал дядя Эйнар. Схватив письмо, Калле помчался на почту. Отбежав на почтительное расстояние, он тут же взглянул на адрес: «Фрёкен[7]Лоле Хельберг, Стокгольм, до востребования», - было написано на конверте.
«До востребования» означало, что адресат сам должен получить письмо на почте, Калле это знал.
«Темнит, - подумал Калле. - Почему он не напишет ей по домашнему адресу?»
Вытащив записную книжку из кармана брюк, он раскрыл ее.
«Список всех подозрительных личностей», - стояло на самом верху страницы. Раньше список охватывал немалое число разных лиц. Но потом Калле скрепя сердце был вынужден повычеркивать их всех до единого после того, как ему так и не удалось уличить их в чем-либо преступном. Теперь же в списке был только один-единственный человек: дядя Эйнар. Его имя было подчеркнуто красным, и ниже чрезвычайно обстоятельно выписаны все его приметы. За приметами шел новый раздел: «Особо подозрительные обстоятельства», и в нем стояло: «Имеет отмычку и карманный фонарик». Естественно, у самого Калле тоже был карманный фонарик, но это же совсем другое дело!
С некоторым трудом выудив из кармана огрызок карандаша, он, прислонившись к забору, сделал следующее дополнение в записной книжке: «Переписывается с фрекен Лолой Хельберг в Стокгольме, до востребования».
Затем Калле пустился бежать к ближайшему почтовому ящику и через несколько минут вернулся назад в «Калоттан», как после зрелых размышлений был окрещен их цирк.
- Что означает это слово? - спросил дядя Эйнар.
- «Ка» - это Калле, «Лотт» - Ева Лотта, а «Ан» - Андерс, яснее ясного, - объяснила Ева Лотта. - А вообще-то, дядюшка Эйнар, вам нельзя смотреть, как мы репетируем.
- Жестокая весть, - сказал дядя Эйнар. - Что же прикажете мне целый день делать?
- Спуститься вниз к реке и поудить рыбу, - предложила Ева Лотта.
- О небо! Ты хочешь, чтобы у меня был нервный срыв?
«Очень беспокойная натура», - подумал Калле.
Ева Лотта, между прочим, не знала сострадания. Она немилосердно, не обращая внимания на его мольбы, прогнала дядю Эйнара. И репетиции в цирке «Калоттан» пошли без перерыва. Андерс был самым сильным и самым гибким и ловким: поэтому-то он по справедливости и стал директором цирка.
- Но я тоже хочу немножко пораспоряжаться, - заявила Ева Лотта.
- Хватит, ты и так распоряжаешься, и не немножко, - сказал Андерс. - Кто из нас директор, ты или я?
Директор цирка вбил себе в голову, что он должен сколотить настоящую, высокого класса группу акробатов, и заставлял Калле с Евой Лоттой тренироваться по нескольку часов в день.
- Ну вот, теперь хорошо, - удовлетворенно сказал он, когда Ева Лотта в голубом костюме гимнастки, улыбающаяся и стройная, выпрямилась, стоя одной ногой на его плече, а другой - на плече Калле. Мальчики же, широко раздвинув ноги, оперлись на зеленую доску качелей. Так что Ева Лотта поднялась гораздо выше в воздух, чем ей, собственно говоря, самой хотелось. Но она скорее бы умерла, чем призналась, что, когда она смотрит вниз, в животе у нее возникают какие-то неприятные ощущения.
- Было бы просто здорово, если бы ты хоть разок постояла на руках, - выдавил из себя Андерс, пытаясь сохранить равновесие. - Это произвело бы сильное впечатление на зрителей.
- Было бы просто здорово, если бы ты уселся на собственную голову, - отрезала Ева Лотта. - Это произвело бы еще более сильное впечатление на зрителей.
