(Заметим, что на Руси слово «чума» не употреблялось. Любую эпидемию называли просто «мор». И только признаки этой страшной болезни, отмеченные летописцами, позволяют ее идентифицировать.)
Люди, пережившие чуму, рассматривали каждый день своей жизни как знак особой милости Божьей. Они думали, что Всевышний приберег их для какой-то особой миссии, дал им продолжение жизни, так сказать, «взаймы». И этот долг они обязаны вернуть сполна…
Клиническая картина
Не имея желания пересказывать своими словами то, что уже сказано достаточно ясно, предоставим слово современному историку, повествующему об ужасах чумы в средневековой Европе:
«Термин „чума“, означающий в современной медицине конкретную болезнь, в прежние эпохи использовался в широком смысле для названия почти всех эпидемических, инфекционных, быстро распространяющихся заболеваний. Если дизентерию (flux de sang, „кровотечение“) относительно легко опознать по симптомам, описанным в дошедших до нас текстах, то другие эпидемические заболевания историку „вычислить“ труднее. Под названиями „чума“ (pestis), „зараза“ (contagium) или „пагуба“ (morbus) могли скрываться сыпной тиф, эпидемический менингит, геморрагические лихорадки, а также различные формы собственно чумы — болезни, которая вызывается бациллой, открытой в 1894 году А. Йерсеном и С. Китасато, и передается человеку через блох и черных (чумных) крыс либо, в первичной форме, воздушно-капельным путем.
Под именем чумы в свое время „действовали“ и другие, неизвестные в настоящее время заболевания…
…Собственно чума принадлежит к числу высокозаразных заболеваний. Простого контакта с больным или принадлежавшей ему одеждой было достаточно, чтобы заразиться. Обычно чума начиналась с легкого озноба, за которым следовали жар, державшийся в течение всей болезни, краснота глаз и воспаление горла, сухой черный язык с трещинами, неутолимая жажда, зловонный запах изо рта и затрудненное дыхание.
Возвышение Московского княжества. Середина XIV — середина XV в. Начало борьбы Руси с Ордой
Некоторые несчастные, обезумев от мучительной жажды, бросались в реки или колодцы. У больного наблюдались мертвенно-бледное лицо и шатающаяся походка. Затем болезнь переходила на грудь, за первыми симптомами следовали частое чихание, изнуряющий кашель, хрипота (симптомы легочной формы чумы), тошнота, кровохарканье и желчная рвота. Затем приходили судороги и общее истощение. Бубонная чума сопровождалась вздутием лимфоузлов шеи, подмышек и паха, а также высокой температурой и бредом. Даже если на улице было прохладно, кожа становилась красной и сухой, тело покрывалось кровоизлияниями (петехиями) и черными нарывами (карбункулами). Образованию язв в точках укусов блох — переносчиков чумы — предшествовали тяжелая рвота, черные и зловонные испражнения, липкий пот. Возбуждение и помрачение сознания (симптомы поражения оболочек мозга), частые спутники чумы, приводили к страшным, шокирующим сценам. Многие больные практически не спали, пребывая в постоянном возбуждении. Люди впадали в отчаяние и с нетерпением ждали смерти — лишь она могла положить конец их страданиям. Exitus letalis наступал в среднем в течение недели (отмечались и случаи молниеносной формы чумы, когда болезнь убивала человека в первые же сутки). Одни больные умирали в летаргическом состоянии, другие — в бреду и приступах ярости» (256, 52).
Современная медицина знает о чуме всё или почти всё. Она установила, что сотни тысяч людей во всех концах земли уничтожили микроскопические организмы — «чумные палочки». Под сильным микроскопом они предстают в виде коротеньких, слегка овальных образований. Так невзрачно выглядит страшный враг человечества, которого ставили в один ряд с войной, голодом и стихийными бедствиями. И словно не желая признавать свое поражение от такого ничтожного противника, люди до последней возможности признавали чуму орудием в руках разгневанного Бога.
Чума в Древнем мире
Эпидемия чумы, захлестнувшая не только Русь, но и всю Европу в середине XIV столетия, не случайно получила свое устрашающее имя — «черная смерть». Это имя, похожее на мрачную поэтическую метафору, в действительности отражало специфические признаки болезни. При некоторых формах чумы на коже больного перед кончиной появлялись большие черные пятна. Воспаленные лимфатические железы превращались в огромный нарыв (бубон), наполненный черным гноем.
В середине XIV столетия разгул «черной смерти» достиг небывалого размаха. По самым примерным подсчетам, эта эпидемия унесла около трети всего населения Европы (325, 155). Однако старая Европа далеко не в первый раз испытывала на себе грозную силу невидимого врага. О губительной эпидемии чумы в Афинах рассказывает в своей «Истории» древнегреческий историк Фукидид (около 460–400 до н. э.). Чума была известна и в Римской империи. Знаменитый историк Евсевий Памфил (около 260–340) в своем труде «Церковная история» приводит письмо святителя Дионисия Александрийского (ум. 265) пастве, посвященное эпидемии чумы, свирепствовавшей по всей Римской империи с 250 по 265 год (146, 262). Наиболее важная часть этого письма — картина самоотверженного поведения христиан в охваченном чумой городе:
«Весьма многие из наших братьев по преизбытку милосердия и по братолюбию, не жалея себя, поддерживали друг друга, безбоязненно навещали больных, безотказно служили им, ухаживая за ними ради Христа, радостно умирали вместе; исполняясь чужого страдания, заражались от ближних и охотно брали на себя их страдания» (146, 262).
Созданная Евсевием Памфилом модель поведения христианина в условиях гибельного мора стала стереотипом в византийской литературе. В частности, ее воспроизводит переведенная на Руси уже в XI веке Хроника Георгия Амартола (4, 253). Она служила образцом для русских летописцев при описании чумных эпидемий.
Чума в Золотой Орде
Распространение эпидемии в Нижнем Поволжье и на Северном Кавказе русские заметили быстро. Под 6854 (1346) годом Троицкая летопись сообщает:
«Того же лета бысть казнь от Бога на люди под восточною страною в Орде и в Орначи, и в Сарае, и в Бездеже, и в прочих градех и странах, и бысть мор велик на люди, на Бесермены и на Татары, и на Ормены, и на Обезы, и на Жиды, и на Фрязы, и на Черкассы, и на прочая человекы, тамо живущая в них. Толь же силен бысть мор в них, яко не бе мощно живым мертвых погребати» (здесь и далее курсив автора. — Н. Б.) (72, 368).
(Заметим, что последняя фраза — мор был так силен, что живые не успевали погребать мертвых, — относится к числу литературных клише, используемых в любом сообщении об эпидемии.)
Летописи свидетельствуют о том, что русские князья в разгар чумы продолжали как ни в чем не бывало ездить по своим делам в Орду. В 1347 году в охваченных эпидемией степях побывал московский великий князь Семен Иванович с братом Андреем (43, 58). Трудно сказать, что было причиной такой смелости: политическая необходимость или пресловутый «русский фатализм»? Как бы там ни было, но ордынская чума в 1347 году не тронула сыновей благочестивого Ивана Калиты…
