Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 92
Он усмехнулся и подмигнул Винге, но тот даже не улыбнулся.
– Если я правильно понял, вы видели все фазы… – Он запнулся и поправился: – Все стадии… все этапы заживления раны. Куда более подробно, чем я мог бы вам пожелать. Поэтому я сохраняю надежду, что вы можете сделать попытку датировать… определить: когда примерно отрезаны конечности у Карла Юхана? Сколько времени прошло?
– Дайте фонарь.
Теперь настала очередь Карделя сделать церемониальный обход лавки с покойником. Нос зажать нечем – в единственной руке фонарь, поэтому он постарался дышать ртом и выдыхать как можно сильнее.
– Тут, значит, вот что… Мне кажется, сначала отрезали правую руку. Потом левую ногу, левую руку и правую ногу. В таком, я думаю, порядке. Правая рука… если на бедняге заживало, как на мне, – самое меньшее, три месяца. А правая нога… месяц, скорее всего. Культя зажила этак за месяц до последнего заплыва.
– Значит, ему отреза́ли ноги и руки по очереди… Перевязывали, ждали, когда более или менее заживет, и приступали к следующей. Зубов нет, языка тоже. Если судить по заживлению ран, пытка началась примерно в конце весны и закончилась пару недель назад. Смерть наступила… точно сказать нельзя. Он мертв уже несколько дней.
У Карделя волосы встали дыбом от нарисованной Винге картины.
– Да… – повторил тот. – Смерть наступила несколько дней назад, и, думаю, к его большому облегчению.
Он собрался было накинуть покрывало на обезображенное тело, но остановился и потер ткань между большим и указательным пальцами.
– Спасибо за помощь, Жан Мишель. Но должен вас огорчить – вы переоценили таланты покойника по части карманных краж. Ваш кошелек висит у вас на поясе под камзолом. Как будто бы и незаметно, но, когда вы нагнулись с фонарем, он проявился вполне недвусмысленно. Да вы и так это знали… Похмелье – дело, разумеется, серьезное, но даже серьезное похмелье не может держаться так долго. Скоро утро.
Кардель проклял себя за неосторожность – надо же, этот тип поймал его на вранье! Он разозлился. Полное хладнокровие и даже равнодушие Винге показалось ему оскорбительным – ему, который насмотрелся на покойников куда больше, чем того хотелось бы.
Он сплюнул через плечо.
– Вы жуткий тип, господин Сесил Винге. Нечему удивляться, что вы так наслаждаетесь обществом мертвецов. И знаете… чересчур уж вы тощий. Скелетам вашим любимым, что ли, подражаете? Я бы на вашем месте проводил больше времени за обеденным столом, чем в покойницкой.
Винге не обратил внимание на грубость.
– Я здесь оказался не из любви к покойникам. Причину называть не буду. Но позвольте спросить: вы хотите мне помочь? Хотите ли вы, чтобы этот несчастный был отмщен и похоронен в освященной земле? У меня есть определенные возможности в полицейском мире. Я был бы очень благодарен за помощь, которая, само собой, будет оплачена.
Винге замолчал и посмотрел на Карделя. В колеблющемся свете фонаря глаза его казались огромными, и то ли пламя отразилось в них так причудливо, то ли и в самом деле зажегся огонек, которого он раньше не замечал. Уж не дьявол ли, собственной персоной? Кардель даже немного испугался. Только сейчас сообразил, насколько он устал.
– Вам не надо торопиться с ответом, – продолжил Винге, словно и не заметив его растерянности. – Сейчас я иду в дом Индебету послушать утреннюю сводку. Констебль наверняка подготовил рапорт. Ответственность за расследование ложится на городского прокурора, а он как раз сейчас занят другим делом, попроще, которое к тому же сулит гораздо больше славы. Но, разумеется, обязанности свои он выполнит. Вся полиция будет поставлена на ноги, квартальные получат команду опросить жителей, и так далее и тому подобное. У меня мало надежды, что такая тактика даст результат. Это изуродованное тело закопают как раз здесь, в северной части погоста. Без имени. И никто о нем и не вспомнит. Полицеймейстер попросил меня сделать все, что в моих силах. Но, боюсь, сил моих недостаточно.
Ну нет – Карделя вывести из себя трудно, но, если вывели, успокоить еще труднее. Он повернулся и пошел к выходу.
– Если все же захотите мне помочь, Жан Мишель Кардель, разыщите меня, – крикнул Винге вдогонку. – Я снимаю комнату у Роселиуса, известного канатчика, спросите бывшую усадьбу графа Спенса.
4
В доме Индебету на самом верху Дворцового взвоза, где разместилось полицейское управление, неразбериха с самого утра. Как, впрочем, и в любой другой день.
Винге потер глаза, стараясь не проникаться к себе сожалением по поводу бессонной ночи. Если повезет, можно найти кофейник с несколькими каплями еще не остывшего кофе.
Полно народу – люди входят, выходят, кто-то топчется у стены, дожидается приема. Бравые полицейские все еще не привыкли к новому зданию, а главное – к новому полицеймейстеру. Ничто еще не утряслось, еще не протоптаны удобные тропы из одного кабинета в другой.
Еще года не прошло, как полиция переехала в дом Индебету. Гуляли недобрые сплетни – дескать, переселились из обжитого и намоленного здания на Садовой только потому, что бывшему хозяину удалось добиться аудиенции у умирающего короля Густава. Он вышел оттуда, потрясая купчей с почти неузнаваемой подписью монарха: двадцать пять тысяч риксдалеров за уже много лет пустовавшее, обшарпанное, продуваемое всеми ветрами строение. Летом жарко, зимой холодно.
Дом странно асимметричен, словно наклонен в сторону холма. С одной стороны – Большая церковь, с другой – еще не вывезенные руины Боллхюсета, где когда-то двор развлекался игрой в мяч.
В рассветном сумраке трудно отличить знакомые лица. Винге с отвращением заметил, как Тойхлер и Нюстедт, даже в полиции славящиеся своей жестокостью, волокут какого-то бедолагу в порванной рубахе. Разбитые губы и синяки на физиономии свидетельствуют, что несчастный только что признал свою вину. Попавшийся навстречу секретарь Блум тоже обратил внимание на эту сцену и возвел взгляд к небу – что, мол, с ними поделаешь? Прошло уже два десятилетия, как указом короля подобные методы допроса запрещены, но Тойхлер и Нюстедт указа, очевидно, не заметили. Они из другого времени.
Попадались и знакомые, но они, завидев Винге, опускали глаза и проходили мимо, будто не замечали; какое там – не замечали: он спиной чувствовал на себе их взгляды.
Он поднялся по лестнице и с удивлением отметил, что герб бывшего полицеймейстера все еще висит на стене. Никто не озаботился заменить или хотя бы снять – еще один признак всеобщей растерянности, царящей в полицейском хозяйстве после убийства Густава Третьего.
В полицейском управлении все еще раздавалось эхо выстрела Анкарстрёма на бале-маскараде, хотя прошло уже почти два года. Здесь то и дело вспоминали тревожное время, когда раненый король лежал на смертном одре и боролся с приближающейся смертью.
Предшественник Норлина, Нильс Хенрик Ашан Лильенспарре, которому король доверял безгранично, выстроил полицейскую систему с фундамента и сам же ей управлял почти три десятилетия. Он был как раз из первых, кто постарался использовать смену власти: регент при несовершеннолетнем принце, недалекий и слабовольный герцог Карл, брат короля, стал марионеткой в его руках.
Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 92
