— Пошто смущаешь отрока речами пустыми? — сердито одёрнул продавца Никита Романович.
— Видит Бог, то не вздорные речи. В очах отрока неизречённый свет и разумение высокое. Господь не оставляет без попечения избранных сынов своих. И славен будет отрок сей в веке грядущем.
— Побойся Бога, поп! Святое Писание остерегает нас от соблазна судить, ибо преткновение бывает многим.
Это произнёс один из бойких покупателей.
— А ты не встревай в чужую беседу, — с достоинством возразил продавец. — Бог на сердце зрит, человек же на лицо. — И, обратившись к боярину, он продолжал: — Великая польза и приобретение бывает чтящим священные правила и Божественные Писания. И на тебя, отроче, Господь прольёт свой несказанный свет яко на своего избранника. Государить тебе на Руси!
Никита Романович испуганно оглянулся при этих словах и встретился глазами с идущим мимо Фёдором Годуновым. Слышал или не слышал? Беда, коли донесёт царю Ивану. Не изветами ли и расположение царя к себе ныне сыскал?
Почувствовав что-то неладное, продавец несколько поправился:
— Я разумею духовное пастырство твоего отрока, боярин, в коем он сравняется с государями и почитаем будет, яко государь.
— Что ты болтаешь, старик! От века такого не было на Руси, чтобы духовному пастырю государить! — рассердился Никита Романович.
Его поддержал подьячий, наставительно заметив:
— Ты, поп, говори, да оглядывайся, дабы от твоих слов беды какой не было.
Послышались смешки:
— Коли поп глуп, то и греха не знает.
— А что людям скажет, на том ему: «Спаси Бог!»
Расстроенный Никита Романович отошёл от ларька, так и не купив книгу. И столь тяжко ему стало на душе, как никогда не было. Мысли испуганно метались. За что царь Иван приблизил к себе Фёдора Годунова и ласкает сына его Бориса? Не за изветы ли? И куда шёл ныне Фёдор Годунов с сыном-отроком? Боярин чувствовал, что в воздухе носилось что-то недоброе. Ему хотелось иметь львиные когти, чтобы защитить себя и своих чад от бесовской злобы новых ближников царя. Что там болтал этот старый поп о сулившем сыну духовом поприще? Никита Романович и думать об этом не хотел, ибо признавал лишь светскую власть.
Соображая, куда это направился боярин Годунов с сыном, Никита Романович повернул в сторону Спасских ворот. Охваченный волнением, он не заметил, как оттуда рысцой выехал князь Вяземский и едва не стоптал его. Каков? Ему не страшен и запрет царя на конную езду через святые ворота.
— У, какой свирепый! Яко бес, — вырвалось у Феди.
— Молчи, сын, о сём случае. Бес сей на службе у царя!
— А то, что он хотел стоптать нас, — это как? Ужели не скажешь о том царю?!
— Князь Вяземский несёт при царе важную службу!
Глаза отрока мстительно сверкнули.
— Дай срок, стану царём, я княжатам головы снесу и первым позову к ответу князя Вяземского.
Никита Романович почувствовал за спиной чьё-то присутствие и быстро оглянулся. Позади шёл боярин Годунов с сыном Борисом. Никита Романович понял, что они слышали Федины слова. Что за нечистая сила сводит его с ними! Теперь Годунов непременно доложит обо всём царю Ивану, и тот поверит ему, недаром держит его в особом приближении.
Чтобы одолеть опасные мысли, Романов-старший перевёл взгляд на Вознесенский монастырь и перекрестился на икону Спаса над вратами. Ажурный купол монастыря радостно сиял на солнце. Стрельчатые окна и арочки над ними были изукрашены каменной резьбой, а между арочками виднелись лёгкие колонны, увенчанные сверкающими крестами и подпираемые снизу белыми четырёхгранными столбами, вделанными в стену... И так легко становилось на сердце при виде этой красоты, что Никита Романович забыл на миг о своих опасениях. Он перекрестился и прочитал про себя молитву: «Спаси, Пречистая, от сглазу всякого и вражеского поползновения...»
Вспоминая позже эти впечатления, он понял, что ощутил в те минуты недоброе присутствие за спиной, оттого и пришла на ум эта молитва. Но, странное дело, когда он оглянулся, там никого не было: Годунов с сыном словно испарились.
Эта встреча имела, однако, опасные последствия для боярина. Вскоре после неё царь спросил его:
— Сказывают, отрок твой царём себя объявил?
Лицо царя оставалось спокойным и как будто не предвещало грозы. Но Никита Романович представлял себе, что могло последовать за этим вопросом. Смутись он хоть немного или помедли с ответом, и грозы не миновать. Его спасла находчивость.
— Намедни лекарь-голландец маскарад в хоромах затеял. Ну, смеху-то было!.. Маски диковинные смастерили, а Федьку моего нарядили львом и нарекли царём зверей. Ну, а прочие звери — бояре, значит. Федька и начал шашкой махать. Всех зверей распугал...
— Ты скажи своему лекарю: в моём тереме також маскарад на днях затеем...
Помолчав, царь добавил:
— Добро, что твой Федька бояр распугал. Толк из него будет...
Никиту Романовича спасла на этот раз любовь Иоанна к маскарадам. Он повеселел, стал разговорчив, благодушен.
Никита Романович подумал, что люди зря говорят, будто царь злой. А ты, человече, сам не плошай, умей сказать царю верное слово. А ежели разумом худ, то кто тебе в том виноват? Или не пример доброго разума судьба Ивана Шереметева? На пытке царь спросил его:
— Где твоё богатство?
Шереметев ответил:
— Богатство моё руками нищих перенесено в небесное сокровище, ко Христу.
Иоанн умилился и велел снять с Шереметева тяжёлые оковы, перевести его в тюрьму, где он дал запись о невыезде из державы. Вскоре он был освобождён и постригся в монахи...
Весь тот день Иоанн провёл в добром расположении духа. Даже на заседании Боярской думы состояние его духа было добрым, в воздухе не пахло грозой, как это было в иные дни. Царь сыпал примерами из Священного Писания, но все почувствовали, что особенный смысл он вложил в слова из Евангелия от Матфея:
— «Вы — соль земли. Если же соль потеряет силу, то чем сделаешь её солёною? Она уже ни к чему не годна, как разве выбросить её вон на попрание людям».
Смысл нравоучения не был, однако, ясен. Но Никита Романович понял, что на них надвигаются какие-то перемены... Видимо, царь хотел сказать, что бояре «ни к чему не годны», и если это так, то их ожидают новые беды.
ГЛАВА 3 НОВЫЙ ПОВОРОТ СУДЬБЫНедобрые предчувствия Никиты Романовича вскоре подтвердились. Вместе со своим семейством и двором царь выехал в село Коломенское на праздник Николая Чудотворца. Казалось бы, какие тут основания для тревоги? Благочестивый государь любил выезжать на богомолья. Но на этот раз сборы на богомолье были похожи на основательный переезд. Царь взял с собой иконы, кресты, золото, сосуды дорогие, платье и казну. Боярам велел брать с собой жён и детей. Дивно было и то, что детям боярским, которых он подобрал себе на службу из других городов, наказано было ехать с конями и оружием.
