Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 104
«Адильс конунг враждовал с конунгом по имени Али Упплёндский. Он был из Норвегии. Между ними произошла битва на льду озера Венир. Али конунг погиб в этой битве, и Адильс одержал победу. В саге о Скьёльдунгах подробно рассказывается об этой битве…»[11]
«Сага о Скьёльдунгах», как и «Сага об Инглингах», ошибочно называет Али Opplandorum (rex) in Norvegia. Адильс любил хороших лошадей, но в остальном и скальд, и саговая традиция обошлись с ним сурово: перед нами возникает образ какого-то нелепого и незадачливого смутьяна. И даже ездить верхом он не очень умел – в висе говорится, он упал с серого коня на озере Венир, «когда скакал по льду», а по Снорри, он свалился с коня на капище и разбил голову о камень. Это случилось в Уппсале, и погребен Адильс там[12].
Рис. 4. Камень с резными изображениями из Альстада (Норвегия)
Очевидно, рисунки на камне – иллюстрация к легенде о Сигурде. «Под большой орнаментальной птицей, которая, вероятно, представляет собой некий символ, изображен человек на лошади, на руке у него ястреб, рядом бегут собаки. Это, судя по всему, Сигурд, отправляющийся на охоту, ту самую, что стала для него роковой. Ниже – конь без всадника: Грани пришел домой после смерти своего хозяина. Под ним – всадник с обнаженным мечом, возможно, убийца Сигурда Хёгни. На оборотной стороне – орнамент. Не исключено также, что здесь изображено появление умершего в загробном мире
В «Саге об Инглингах» называются имена трех шведских конунгов рассматриваемого нами периода, похороненных в Уппсале: Аун, Эгиль и Адильс. Едва ли можно счесть простым совпадением, что в Старой Уппсале имеются три больших кургана, тянущихся цепочкой с северо-востока на юго-запад: их называют курганами Одина, Тора и Фрейра. В двух из них велись раскопки, и там обнаружились обугленные человеческие останки. Умершие были людьми богатыми и знатными, очевидно конунгами, и почти наверняка кем-то из троих, перечисленных Снорри. Имея в виду еще и курган Оттара в двадцати милях к северу, в Венделе, мы можем составить достаточно полный перечень властителей, правивших в Швеции на протяжении VI в. Эти величественные памятники, воздвигнутые в Старой Уппсале, – немые свидетели могущества воинственной шведской династии, последовательно распространявшей свою власть на соседние земли – материковый Гаутланд и ближайший остров Готланд. В Венделе и Вальсъерде с VI по IX в. знатных вождей хоронили в ладьях, тридцати и более футов в длину, с лошадьми и упряжью, собаками (а в одном случае даже с охотничьим соколом), прекрасным оружием, котлами и запасами пищи. В других погребениях в тех же местах примерно того же периода находят стеклянные кубки, украшения с полудрагоценными камнями и эмалью, мечи и замечательные шлемы, сделанные по римскому образцу. Это мир «Беовульфа»; захоронения и поэма, дополняя друг друга, раскрывают облик эпохи[13].
Если в дополнение ко всему сказанному вспомнить эпизод «Беовульфа», где говорится о нападении геатов на Фризию около 521 г., свидетельства древнеанглийской поэмы, норвежских и континентальных источников и археологические данные вроде бы укладываются в некую цельную картину. Не всех, однако, убеждают эти построения. Многим датским и шведским исследователям отождествление геатов и гаутов представляется не вполне правомерным, а самые яростные критики – последователи Вейбулля, работающие в Сконе, категорически не согласны с утверждением сторонников «гаутской» гипотезы, что к 600 г. гаутское королевство распалось. В сильно упрощенном виде их позиция сводится к следующему. В основе «Беовульфа» лежат легенда и народная традиция; поэтому, если содержащиеся в ней сведения, противоречат нашим представлениям об исторических и географических реалиях Швеции VI в., сложившимся в результате анализа иных источников, свидетельства поэмы следует просто отбросить. Для начала, кто такие геаты? Чисто по названию их можно отождествить с гаутами, но с тем же успехом филологи готовы соотнести их и с ютами, которых в древнеанглийских и западнонорвежских источниках именуют Iuti, Iutae, Eote, Yte и Jotar, Jutar. Этот последний вариант особенно нравится нефилологам. Кроме того, есть вероятность, что древнеанглийский поэт смешал в одно целое два народа, ютов и гаутов, названия которых не слишком сильно отличаются (g в шведских Gøtar, Götar произносилось как современное y[j]) и о месте жительства которых, как считается, он мало что знал, хотя это только предположение. Если западнонорвежские источники содержат ошибочные сведения относительно Дании, Ютландии, Венделя, Швеции и Гаутланда, то с какой стати мы должны верить древнеанглийской поэме? Разумеется, все подобные заявления нельзя счесть достойными аргументами в пользу того, что геаты – это юты, но у шведских исследователей есть в запасе и более весомые доводы. Если речь идет действительно о ютах, история о морском походе во Фризию (с учетом их высокоразвитого кораблестроения) обретает куда большую реальность. Куда проще представить в роли пиратов ютов, нежели гаутов или шведов. Между Ютландией и устьем Рейна давно существовали торговые и другие связи и повод для вражды вполне мог найтись. Франкские хронисты называют напавших данами, Dani, а не гаутами, и «Liber Monstrorum» пишет о Хьюглаке как о короле Getae, не Gauti, хотя трудно поверить, что под именем Getae могут скрываться юты. О том, что датский флот потерпел поражение во Фризии, около 565 г. упоминает Венантий Фортунат, епископ Пуатье (530–609). Высказывалось также предположение, что средневековая форма имени древнего торгового города Холдинг – стедт в Шлезвиге (Huglasstath, 1285) хранит в себе память о Хьюглауке-Хюглаке-Хигелаке, хотя эта последняя гипотеза выглядит, мягко говоря, неубедительно. Словом, если филология свидетельствует в пользу гаутов, факты из области экономики и политики говорят за ютов.
Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 104
