Бабушка со мной соглашалась, но говорила, что привыкнем.
— Лишь бы не ломался лифт.
К счастью, лифт работал нормально. Мне он понравился, не то что папин самолёт.
Были у новой квартиры и ещё кое-какие хорошие стороны. Например, электроплита. Не надо бабушке по десять раз на дню вздрагивать: выключен ли газ? И центральное отопление — тоже здорово! Конечно, плохо без уютных печек, зато никакой возни с дровами. И воду для ванны не надо греть в колонке, открыл кран — и пожалуйста! Ржавая газовая колонка в старом доме часто ломалась. Взрослые предпочитали ходить в ближнюю баню, где были «номера». А для меня бабушка грела воду на плите. И мыла меня в ванне, как малое дитя. Аж до десяти лет, пока я не начал отбрыкиваться. Не то чтобы я очень стеснялся, но отец сказал однажды:
Комнаты были полупустые, ничего лишнего. Кое-какую мебель отец раздобыл у друзей. Стол, шкаф и табуретки привезли из садового домика. Спали на раскладушках (в фирме «Альбатрос» дали их папе бесплатно). Зато уютно, как в старом доме, тикали высокие стенные часы, которые (если верить бабушке) появились на свет ещё при жизни Пушкина.
Тикали они, тикали и натикали время, когда надо собираться в школу.
К счастью, в садовом домике сохранилась моя прошлогодняя школьная форма. Бабушка увезла её туда в начале лета, чтобы у меня была «спецодежда для сельхозработ». Но по причине жаркой погоды спецодежда тогда не понадобилась, а теперь пригодилась.
Конечно, костюм оказался маловат, особенно в длину. Бабушка чудом каким-то нарастила рукава, распустила внизу штанины, использовав весь подгиб. Почистила, погладила.
Всё равно брюки были коротковаты. Но, если приспустить их под курткой, то сойдёт. Всё равно другого ничего не было.
Получив пенсию, бабушка купила мне две белые рубашки и чёрный галстучек. Я содрогнулся.
— В новую школу надо идти в приличном виде, — сообщила бабушка. — Хотя бы в первый день…
Я покорился.
ПРИКЛЮЧЕНИЯ В ДЕНЬ ЗНАНИЙ
Но первого сентября в школу я не пошёл.
Ночью у меня нестерпимо заныл зуб. А утром оказалось, что левая щека значительно круглее правой.
— Идём в поликлинику! — категорически решила бабушка. — До обеда успеем. Ведь у вас занятия с двух часов.
Я обомлел. До той поры у зубного врача я не лечился ни разу.
— Не хочу!
— Как не стыдно!
— Ты же знаешь, что я трус!
— А если случится воспаление челюсти и сепсис? Тебе известно, сколько людей умерло от такого заражения?
Мне это не было известно. Бабушке, наверно, тоже. И всё-таки я сник. Бабушка знала, чем меня взять. Всякой инфекции и смертельных заболеваний я боялся не меньше, чем хулиганов и самолётной болтанки.
— Надень сразу школьный костюм. Возможно, потом будет некогда.
На трамвае мы поехали в центр, потому что на учёте в поликлинике я стоял ещё по старому адресу. Трамвая ждали долго, ехали чуть не час. А надутая тётка в регистратуре сказала:
— Без медицинского полиса на приём не записываем.
Полис у меня был, не сгорел. Но, конечно же, мы его забыли.
— Вы же видите, мальчик с острой болью! — вознегодовала бабушка.
— Мальчик с болью, а я с инструкцией. Идите к главному врачу.
Главный врач был, естественно, на совещании. Видимо, обсуждали вопросы о борьбе с бюрократизмом в обслуживании пациентов.
Бабушка разменяла последнюю крупную ассигнацию, и мы помчались за полисом на такси. А потом обратно. Бабушка сказала, что на эти деньги мне можно было бы купить половину новых брюк — левую или правую, на выбор. Я на это не откликнулся — зуб разболелся так, что солнце казалось фиолетовым.
Когда вернулись в поликлинику, была уже половина двенадцатого. Оказалось, что врач ушла на перерыв и появится только через час. Ой, ма-ма-а!..
— Если невтерпёж, идите во взрослую поликлинику, там примут с сильной болью. Это недалеко.
Ничего себе недалеко! За пять кварталов!
В зубе и щеке бесновались горящие точки, которые я привык видеть в небе.
Наконец пришли, отыскали. В регистратуре очень симпатичная девушка сказала, что пожалуйста, но лечащий врач будет лишь после двух, а сейчас работает только хирург. Чтобы удалять…
Ага, знаем мы это «удалять»! Щипцами…
Бабушка взглянула на меня с горьким состраданием. И за плечо развернула к двери.
— Идём.
— Куда ещё-то? — простонал я.
— Последний шанс.
И через квартал привела меня к двери с вывеской «Детская и взрослая стоматология».
— Это платная лечебница. Но делать нечего…
В платной лечебнице всё пошло быстро.
— Пожалуйста, на второй этаж, в первый кабинет.
Видимо, с перепугу зуб перестал болеть. Совершенно перестал. Только, если тронуть языком, чувствовалось. Но назад пути не было.
В первом кабинете оказались два врача — женщина и мужчина. Женщина сказала:
— Игорь Васильевич, взгляните, что у мальчика… — И вышла.
Игорь Васильевич был приземистый, полный, разговорчивый.
— Устраивайся, дитя моё…
Я взгромоздился на узкое кресло и беспомощно откинулся в нём. Ноги далеко вылезли из школьных штанин.
— Раствори пасть, отрок… Та-ак. Картина ясна. Что же ты, друг мой, этак запустил свой клык?
— Не болел же…
— Ну, ладно… Здесь два варианта. Или лечить, или сразу долой. Но с лечением будет много возни. И едва ли пломба удержится долго. Зуб на последнем издыхании. И ходить сюда придётся не раз…
В такую-то даль!
— А что… — начал я жалобно и устыдился неоконченного вопроса.
— Что больнее?
— Что дороже? — с остатком мужества сказал я.
— Пломба не в пример дороже. Раз в десять.
И он назвал число, от которого я чуть не катапультировался в окно вместе с креслом.
— Дёргайте!..
— Вот речь не мальчика, но мужа… Потерпи чуток, сейчас будет самое неприятное. Зато остальное — пустяки…
Что? Укол? Ну, это пусть. Это всё же не щипцы… Ай! — в десну ощутимо кольнуло.
— Теперь надо подождать несколько минут. Или в коридоре, или можно здесь. Всё равно никого больше нет.
— Лучше здесь.
Я стал ждать и смотреть в окно. И незаметно двигал ногами, чтобы приспустить задравшиеся штанины. За окном дробно стучали пневматические молотки — дробили асфальт. Игорь Васильевич закрыл форточку.
