Можно понять, почему подросток Саша Керенский горько плакал в день похорон царя. В этом не следует искать проявление какого-то глубокого монархизма, просто так принято было выражать горе. Керенский с его артистической натурой в полной мере усвоил весь набор этих условных символов. Ко всему сказанному следует добавить, что сценический опыт Керенского ограничивался школьной «самодеятельностью», которая доводила актерские штампы до полной карикатуры. Но, как ни странно, эта ходульность, это откровенное переигрывание в будущем очень помогут Керенскому-адвокату, а Керенского-политика вознесут вообще до небес. Жесты оратора, интонации, его постоянный надрыв переводили не очень грамотной аудитории непонятные слова в понятные чувства.
Мы еще много будем говорить о специфическом ораторском таланте Керенского. Пока можно сказать одно: «актер императорских театров» из него явно бы не вышел. Избери он сценическую карьеру, ему бы не уйти дальше провинциальных подмостков. Однако детские мечты и ушли вместе с детством. Саша Керенский еще с удовольствием играл в гимназических спектаклях, но будущее свое мыслил иным. Честолюбие склоняло его к юридическому факультету — это давало возможность пойти по государственной службе или сделать выбор в пользу свободных профессий. Но Керенский-старший хотел для сына профессии более спокойной и основательной и потому настаивал на истории и классической филологии.
Весной 1899 года для гимназиста Керенского настала пора выпускных экзаменов. Он был одним из трех человек в классе, кто заканчивал гимназию круглым отличником. Первый экзамен был по Закону Божьему. Керенский вытянул билет «Создание человека по образу и подобию Божьему». Результат — оценка «отлично». На экзамене по словесности он отвечал по вопросу «Происхождение романа. Роман Сервантеса. Общечеловеческое значение „Дон-Кихота“». Опять «отлично». Билет на экзамене по истории был сформулирован так: «Уничтожение местничества. Перемены в русском обществе перед появлением Петра Великого. Положение женщины». В итоге — снова «пять».[34]
Гимназию Александр Керенский закончил с золотой медалью. В начале июля он в сопровождении матери (отца не отпустили неотложные дела) выехал в Санкт-Петербург. С ними ехала и старшая сестра Александра Анна, намеревавшаяся поступить в консерваторию. Вдогонку по почте полетела характеристика, адресованная ректору столичного университета. В ней говорилось, что гимназист Керенский «имеет очень хорошие способности и выдающееся умственное развитие; к учебным занятиям в гимназии относился с примерным усердием и аккуратностью, с особенным интересом занимался ис-торико-литературными предметами и отличался начитанностью. Характер имеет живой и впечатлительный».[35] В жизни Керенского начиналась новая страница.
УНИВЕРСИТЕТ
Петербург поначалу встретил Керенских неприветливо. Лил проливной дождь, на улице было холодно, несмотря на конец августа. У всех троих немедленно начался насморк. Первые два дня гости из Туркестана безвылазно просидели в полутемном гостиничном номере, с тоской вспоминая ташкентское солнце. Но уже очень скоро круговорот столичной жизни закрутил юного провинциала. Для Керенского, еще недавно планировавшего для себя карьеру артиста, непреодолимым соблазном стали театры. Мариинский театр не произвел на него особого впечатления, зато в Александринском он пересмотрел весь репертуар. Не оставлял Керенский вниманием и иные столичные подмостки. В Литературно-Артистическом театре он видел Долматова в «Смерти Иоанна Грозного». Всей семьей Керенские ходили смотреть знаменитого Орленева в «Царе Федоре Иоанновиче».
С зачислением в университет тоже все складывалось непросто, и Надежде Александровне пришлось пустить в ход «тяжелую артиллерию» в лице министерских знакомых мужа. Наконец Александр Керенский был официально внесен в списки студентов историко-филологического факультета.
В ту пору большинство студентов предпочитали жить в дешевых меблированных комнатах, каких было много на Васильевском острове. Университетское общежитие популярностью не пользовалось, так как считалось, что оно находится под надзором полиции. Поначалу Керенский тоже намеревался сделать выбор в пользу меблированных комнат, однако изменил свои планы и отдал предпочтение общежитию. Первое в России общежитие для студентов — Александровская коллегия — располагалось внутри университетского двора в Филологическом переулке. Отсюда открывался вид на набережную Невы, а за рекой как раз напротив сверкал золотой купол Иса-акиевского собора, виднелись здание Сената и адмиралтейский шпиль. Эти имперские декорации завораживали вчерашнего ташкентского гимназиста, что и предопределило его выбор в пользу общежития.
Еще одной причиной этого выбора стало стремление Керенского поскорее обзавестись новыми знакомыми. В комнатах общежития студенты жили по двое, да к тому же нередко заходили друг к другу «на огонек». Такие посиделки скрепляли компании и помогали первокурсникам быстрее адаптироваться в новой для них среде.
О своих первых студенческих шагах Керенский всегда вспоминал с большой теплотой. «Поступив в университет, мы, новички, впервые в жизни испытали пьянящее чувство свободы. Покинув отчий дом, мы были вольны теперь поступать как нам заблагорассудится. Жизнь швырнула нас в свой водоворот, запретным отныне было лишь то, что мы сами считали таковым. Символом нашей новой, свободной и прекрасной жизни стал так называемый „коридор“ — бесконечно длинный и широкий проход, который соединял все шесть университетских корпусов. После лекций мы собирались там толпой вокруг наиболее популярных преподавателей. Иных мы подчеркнуто игнорировали, и, проходя мимо, они демонстрировали свое полное безразличие к нам».[36]
В год, когда Керенский надел студенческую тужурку, историко-филологический факультет переживал не лучшие времена. После студенческих волнений в феврале 1899 года университет покинули профессора Н. И. Кареев и И. М. Гревс, долгое время являвшиеся символами петербургской исторической школы. Из фигур российского масштаба на факультете остался только С. Ф. Платонов. По своим воззрениям Платонов принадлежал скорее к консерваторам, и потому многие студенты считали его представителем «проправительственной» партии. Тем не менее Керенский отзывался о нем позднее с большим уважением. «Профессора С. Ф. Платонова отличала твердость убеждений и поведения. Всегда безупречно одетый, он не допускал в отношениях со студентами и капли фамильярности… Он был очень популярен среди студентов, но никогда не был объектом такого поклонения, как Ключевский в Москве».[37] Платонов вывозил студентов, среди которых был и наш герой, на экскурсии в Новгород и Псков, чтобы они могли в прямом смысле этого слова прикоснуться к древнерусской истории.
Историческая концепция Платонова — автора известных работ по истории Смуты — заметно повлияла на Керенского. Не случайно в его публицистике (особенно в работах, написанных в эмигрантские годы) так часто встречаются образы Смутного времени. Лекции Платонова Керенский продолжал посещать и в последующие годы, будучи уже студентом юридического факультета.
