После этого первого опыта пребывания при дворе маленького беарнца снова отвезли в Коарраз на попечение супругов Миоссан. Там он продолжал вести жизнь, подобную той, какую вели крестьянские дети, с одной лишь разницей: возможно, сам еще того не осознавая, он был номинальным правителем Наваррского королевства, суверены которого отсутствовали в своих владениях. Уверяют даже, что в пять с половиной лет он впервые подписал официальный документ. Побывав при роскошном французском дворе, блеск которого его не ослепил, он опять босой и с непокрытой головой носился с мальчишками Коарраза, не страшась ни дождя, ни ветра, ни снега. Набегавшись, он садился за стол, с аппетитом поглощая хлеб, холодное мясо и соленый беарнский сыр. Это спартанское воспитание укрепило его физически и закалило его здоровье, чего так недоставало принцам Валуа, растущим в душных покоях Лувра. С детских лет он отличался выносливостью и презрением к изысканным яствам и элегантным нарядам. Тогда же он приобрел опыт общения с простым народом, который всегда относился к нему лучше, чем знать. Мало кому из венценосцев довелось в детстве делить повседневную жизнь с землепашцами и пастухами. Эти годы, проведенные в сельской глуши, стали самыми счастливыми в бурной жизни Генриха IV. Оказавшись на вершине власти, он смог по достоинству оценить товарищество детских лет: только в Коарразе дружба была беззаботной и бескорыстной.
7 февраля 1559 года у Генриха родилась сестра — пятый и последний ребенок Жанны д’Альбре. Девочку назвали Екатериной в честь королевы Франции. Это был второй ребенок супружеской четы Жанны и Антуана Бурбона, которому суждено было достичь поры зрелости и стать мадам Екатериной, единственной сестрой Генриха Наваррского.
Гугеноты
Счастливая пора в жизни Генриха Наваррского совпала с началом, пожалуй, самого трагического периода в истории Франции. Правда, ничто не предвещало грядущих бед — напротив, как хорошо всё начиналось! Наконец-то закончилась череда войн, получивших по главному объекту вожделения противоборствующих держав название Итальянских. 3 апреля 1559 года в Като-Камбрези на севере Франции был подписан мирный договор между королями Генрихом II Французским и Филиппом II Испанским. Династию Валуа этот мир (как, впрочем, и вся война) не увенчал лаврами, однако Генриху удалось сохранить лицо, трактуя условия соглашения с давним противником как разумный компромисс: пусть Франции пришлось отказаться от завоеваний в Артуа, Фландрии и, что особенно досадно, в Италии, она получала важные города-крепости на своих восточных рубежах — Мец, Туль и Верден. В ознаменование мира монархи сговорились о заключении династических браков: сестра Генриха II Маргарита выходила замуж за герцога Савойского Карла Эммануила, а его дочь Елизавета — за самого короля Испании Филиппа II. В честь этих трех радостных событий французский король устроил по старинной рыцарской традиции турнир, в котором сам принял участие и который закончился для него трагически: 10 июля 1559 года в поединке с графом Монтгомери он получил рану, в первый момент показавшуюся не опасной, но оказавшуюся смертельной. Копье Монтгомери сломалось, и щепка, пройдя сквозь щель забрала шлема Генриха, впилась ему в глаз настолько глубоко, что поразила мозг. Лучшие придворные врачи оказались бессильны, и спустя несколько дней король, оставаясь в полном сознании, скончался.
Для Франции это была катастрофа: страна лишилась здорового и дееспособного короля в то самое время, когда в любой момент могли разразиться Религиозные войны, предотвратить которые должен был и, возможно, сумел бы Генрих II. Эта катастрофа поставила королеву-мать Екатерину Медичи в трудное положение: корона Франции переходила к пятнадцатилетнему мальчику Франциску II, не отличавшемуся крепким здоровьем. Его братья Карл, будущий король Карл IX, Генрих, будущий Генрих III, и Франсуа, будущий герцог Алансонский, были детьми, соответственно, девяти, восьми и пяти лет. Гражданскому миру и государственному единству реально угрожала постоянно нараставшая вражда между католиками и протестантами-гугенотами (huguenots, французская версия немецкого слова Eidgenossen, коим и по сей день именуются жители Швейцарии — именно там зародилось учение Жана Кальвина, уроженца Франции, вынужденного отправиться туда в изгнание), распространению влияния которых немало способствовали процветавшие в Римской церкви злоупотребления. Уже никого не удивляло, хотя и вызывало решительное неприятие, когда отпрыски знатных родов, сами еще дети, становились аббатами, епископами и архиепископами, получая богатые доходы с церковных владений. Число кальвинистов-гугенотов множилось не в последнюю очередь и потому, что французы с недоверием и опаской смотрели на новых «хозяев жизни» — Гизов, чужаков-лотарингцев, родственников юной супруги еще более юного короля Франциска II, претендовавших на роль фактических правителей страны.
Новое вероучение, ересь с точки зрения официальной церкви, особенно активно распространялось на западе и юго-западе Франции, где традиционно сильны были сепаратистские настроения: ничто так не помогает подчеркнуть свою особость, как принятие новой веры. Франциск I, при котором началось реформационное движение, поначалу терпимо относился к нему, усматривая в нем оппозицию ненавистным ему Парижскому парламенту и Сорбонне, однако когда оно выплеснулось на улицы городов, угрожая общественному и государственному порядку, он, христианнейший король, принялся ревностно искоренять ересь. Суды в ускоренном судопроизводстве отправляли на костер все новых еретиков, порождая мучеников за веру. Адепты нового вероучения находились во всех слоях общества, поскольку везде были недовольные существующим порядком вещей. Бродячие торговцы и разносчики товаров были превосходными агентами гугенотской пропаганды. Правда, Париж на протяжении всех Религиозных войн сохранял стойкую приверженность католицизму. Знать, включая и большинство сельского дворянства, до поры до времени также оставалась в массе своей оплотом старой веры и опорой монархии. Всё изменилось после трагической гибели Генриха II. Слабость центральной королевской власти провоцировала на разного рода интриги. Титулованная знать, все еще феодальная по своему духу, приведенная к повиновению твердой рукой Людовика XI, вновь подняла голову. При этом она руководствовалась отнюдь не соображениями общественного блага или защиты веры, а личной выгодой.
При дворе сформировались три противостоявшие друг другу группировки. Прежде всего, клан Гизов и их сторонников, включавший в себя герцога Франсуа Гиза по прозвищу Меченый (по ране на лице, полученной во время войны против императора Карла V), пользовавшегося большим авторитетом, и его брата кардинала Лотарингского, амбициозного прелата и тонкого политика. С самого начала эти «господа лотарингцы», как их называли, правильно оценили ситуацию: сообразив, что католики составляют подавляющее большинство, особенно в Париже, они высокопарно объявили себя защитниками церкви и короны. Протестанты нашли своих представителей в лице клана Бурбонов, первых принцев крови: Антуана Бурбона, герцога Вандома и короля Наваррского, главы дома Бурбон-Вандомов, и его младшего брата Луи (Людовика), принца Конде. Однако эти двое лишь номинально считались защитниками дела протестантизма. К Реформации они примкнули из соображений личной выгоды и ненависти к их соперникам Гизам. Они даже не решались действовать открыто, довольствуясь оказанием протестантам косвенной поддержки. Зато гугеноты могли положиться на третью группировку или, как тогда говорили, «партию», которую представляли братья Шатийоны: кардинал Оде, адмирал Гаспар де Колиньи и генерал от инфантерии Франсуа д’Андело. Все они занимали достаточно видные посты и к тому же были племянниками Анна де Монморанси, коннетабля и первого барона Франции.
