— Давайте покажем ей свиток, — вмешался отец.
— Да, самое время, — кивнула мама.
К тому моменту я уже забыла о заплесневелом свертке, но отецсел и аккуратно развернул его. Даже при осторожном прикосновении полуистлевшаябумага едва не рассыпалась в труху. Я ни слова не разобрала в убористом текстена незнакомом языке — предположительно на румынском. Выглядело все ужасноофициально: настоящий юридический документ, с множеством подписей в конце. Я отвелаглаза, отказываясь признать существование свитка. Это наверняка глупыйрозыгрыш!
— Давайте переведу, — вызвался Люциус, вставая. — Если,конечно. Антаназия не изучала румынский.
— Как раз собиралась, — прошипела я сквозь сжатые зубы. Вотвыскочка. Подумаешь, знает несколько языков!
— Моей невесте не помешало бы выучить родной язык, — добавилЛюциус, придвинулся ближе и наклонился над рукописью.
Его дыхание было неожиданно прохладным — и приятным. Против своейволи я глубоко вдохнула волнующий запах одеколона. Наши головы сблизились, моикудряшки защекотали шею Люциуса, и он рассеянно их откинул, небрежно коснувшисьмоей щеки. Меня словно током ударило. Сердце застучало как бешеное.
Люциус, будто ничего особенного не случилось, продолжалвнимательно изучать документ. У меня что, от запаха одеколона голова кружится? Иливоображение разыгралось?
Я слегка отодвинула стул, а наш заносчивый гость коснулсяпальцем первой строки текста:
— Тут написано, что ты, Антаназия Драгомир, должна выйти заменя, Люциуса Владеску, вскоре после твоего восемнадцатилетия и что всеприсутствующие согласны с этой договоренностью. После свадьбы наши кланыобъединятся и будут жить в мире и согласии. — Он выпрямился. — Как я и сказал,все предельно просто. Кстати, вот подпись твоего приемного отца. И матери тоже.
Я взглянула, куда он указывал. Среди дюжин незнакомыхрумынских имен стояли подписи моих отца и матери. Предатели! Отодвинув от себясвиток, я скрестила руки на груди и посмотрела на родителей:
— Как вы могли! Пообещали отдать меня, словно... словнокорову?
— Ничего подобного, Джессика, — успокоила меня мать. — Тыеще не была нашей дочерью, а мы выступили свидетелями уникального ритуала.Исключительно ради моей научной работы. Это случилось за несколько недель догибели твоих родителей, еще до того, как мы тебя удочерили. Мы и представить немогли, что уготовано нам в будущем.
— И при чем здесь корова? — усмехнулся Люциус. — С коровойне обручаются. Ты — принцесса вампиров и своей судьбой распоряжаться не вправе.
Принцесса... Он и вправду думает, что я принцесса вампиров? Странное,приятное чувство, которое я испытала при его прикосновении, исчезло, едва доменя дошла простая истина: Люциус Владеску психически болен.
Я сделала последнюю попытку внести разумную струю в разговор,который граничил с абсурдом:
— Если бы я была вампиром, мне бы хотелось кого-нибудьукусить. Я бы жаждала крови.
— Ты еще осознаешь свою истинную натуру, — пообещал Люциус —Скоро твое совершеннолетие. И когда я впервые тебя укушу, тогда ты и станешь вампиром.Я привез тебе книгу, в которой все написано...
Я вскочила так быстро, что мой стул перевернулся.
— Он меня не укусит! — воскликнула я, указывая на Люциусатрясущимся пальцем. — И не собираюсь я ехать в Румынию! И замуж за него непойду! Мне плевать, что за церемонии они там проводили!
— Ты не нарушишь пакт! — глухо прорычал Люциус.
— Люциус не пытайся навязать нам свою волю, — сказал отец,откинувшись на спинку стула и поглаживая бороду. — Я ведь тебе объяснял: у насдемократия. Давайте успокоимся. Как сказал Ганди, «если хочешь перемен, самстань переменой».
Видимо, Люциус никогда прежде не сталкивался с мастеромпассивного сопротивления, а потому, услышав эксцентричное заявление моего отца,ошарашенно умолк.
— Что это значит? — в конце концов спросил он.
— Сегодня мы не будем принимать никаких решений, — перевеламама. — Уже поздно, все устали и переволновались. Кроме того, Джессика пока неготова думать о замужестве. Она еще даже не целовалась.
Люциус самодовольно улыбнулся:
— Неужели? У тебя нет поклонников? Удивительно! Я-то думал,что твой навык обращения с вилами привлечет немало ценителей из близлежащихдеревень.
Мне хотелось умереть. Не сходя с места. Вот достану изкухонного шкафа самый большой нож и воткну себе в сердце. «Нецелованная» — клеймопохуже, чем «принцесса вампиров». Вампиры — просто выдумки, а вот мойнедостаток опыта...
— Мама! Что ты такое говоришь?! Как не стыдно!
— Джессика, это же правда. По-твоему, лучше пусть Люциусрешит, что ты — опытная женщина, готовая к браку?
— Я не воспользуюсь своим преимуществом, — серьезно пообещалЛюциус. — И конечно, никто насильно ее замуж не выдаст. Сейчас не тот век. Ксожалению. Боюсь, мне придется продолжать ухаживания, пока Антаназия не поймет,что ее место — рядом со мной. А она поймет это, и очень скоро.
— Никогда!
Люциус не обратил внимания на мои слова.
— Решение о слиянии наших кланов было принято самымивлиятельными вампирами: Старейшими рода Владеску и рода Драгомиров. Старейшиевсегда добиваются желаемого.
Мама встала:
— Люциус, Джессика сама должна принять решение.
— Разумеется, — снисходительно улыбнулся Люциус. — Где мояспальня?
— Спальня? — недоуменно переспросил отец.
— Да. Пора на покой, — пояснил Люциус. — Я приехал издалека,целый день провел в так называемой школе, и мне очень хочется отдохнуть.
— В школу ты больше не пойдешь! — в панике крикнула я. Я изабыла о школе. — И не мечтай!
— Конечно же пойду, — спокойно ответил Люциус.
— Как тебя вообще туда приняли?! — спросила мама.
— Я здесь по так называемой студенческой визе, — объяснилЛюциус. — Старейшие решили, что иначе будет сложно объяснить мойпродолжительный визит. Как вы понимаете, вампиры не любят вызывать подозрений.Мы стараемся слиться с толпой.
Слиться с толпой? В бархатном плаще? Летом, в Лебаноне, штатПенсильвания? В консервативном сельскохозяйственном округе, который славитсясвоими колбасными изделиями, где закоснелые потомки добропорядочных немецкихпереселенцев по-прежнему считают проколотые уши признаком радикальныхнастроений и прямой дорогой в ад?
— Так ты и в самом деле приехал по обмену? — нахмурилсяотец.
— Да, по обмену. И что главное, к вам приехал, — пояснилЛюциус.
Мама предостерегающе подняла руку:
