— Что же он не мог попросить диспетчера не планировать его в этот день, тем более после такого юбилея? — удивился Сережка.
— Ты же знаешь, какой Ромка скромный. Он и так три выходных попросил, четвертый просить было уже неудобно.
— Тогда поедем без Романа, а он появится позже. Думаю, что гуляние продлится далеко за полночь. А теперь пойдем в постельку. У меня, между прочим, завтра ранний рейс. Вставать в пять часов.
— Ой, Сереженька, я совсем забыла. Сейчас я отглажу тебе рубашку.
— Не суетись, я еще с утра ее выгладил. Ты завтра постарайся не особенно напрягаться на работе, почаще делай перекур.
— Это еще зачем? — удивленно вскинула на него глаза Марина.
— Что ты смотришь на меня, словно видишь впервые. Ты разве не знаешь, что капля никотина убивает пять минут рабочего времени, — захохотал Сережка.
— Противный, у меня пяти минут нет на перекур, а ты только и знаешь, что подкалывать.
— Правильно сказал один деятель, что раб был свободен, потому что не имел семьи. Муж уже и противный, и ни на что не годный, и даже ничтожный. Какой же ты черствой можешь быть, — с упрекающей интонацией в голосе произнес Сережка.
— Людоеды жалуются на обилие черствых людей, — иронично парировала Марина.
— Один-один, — засмеялся Сергей и, подхватив жену на руки, призывно заглянул в ее бархатные глаза, излучавшие нежность. — А все-таки напрасно считают, что ты самая деловая женщина в службе. Ты самая нежная женщина.
Глава третья
Стюард из Шереметьево«Что сделать с человеком, который первый предложил праздновать дни рождения? — спросил как-то американский писатель Марк Твен и сам же ответил: — Убить мало». В пять часов зазвонил будильник, напоминая Роману о том, что его ждет насыщенный рабочий день — сложный полет в Лондон и обратно. Он с трудом приподнял сомкнутые веки и чертыхнулся. Надо было попросить выходной, все-таки пятьдесят лет отметил, а юбилей, как известно, это половина похорон. А он еще и на свадьбу к Юльке Стасовой приглашен. Нельзя не пойти. Юлька обидится. Да и самому интересно познакомиться с мужчиной, по которому столько лет сохла одна из самых привлекательных женщин «Аэрофлота».
Романа и Юльку сблизило творчество. Как-то в рейсе он прочел ей юмористические стихи, посвященные работе бортпроводника, и был просто очарован ее заливистым смехом, таким искренним, таким заразительным, что вся бригада подхватила его и хохотала в течение всего полета. Роман никак не ожидал, что Юлька так ярко будет реагировать на его строчки, такие, например, как: «Бдительным будь, не то что иные. Пересчитай салфетки льняные». В том рейсе при распределении обязанностей Юльке досталось «бытовое»: салфетки, полотенца, пледы, подушки и прочее. Так что Ромкин салфеточный цикл был для нее очень актуален. В дальнейшем и Юлька читала ему свои стихи, насквозь пропитанные романтизмом. Роману они тоже понравились — светлые, чистые, правдивые.
За окном стояла непроглядная тьма, пронизывающая февральскими ветрами. И только одинокий дворник лихо размахивал метлою, расчищая дорожки в старых московских двориках. Роман положил на лоб смоченное в холодной воде полотенце. Голова нестерпимо болела. Виски, конечно, хороший напиток, но если его слишком много, то разницы между ним и обыкновенной сивухой почти никакой.
Ах, если бы с ним была сейчас его Оля, Оленька! Разве бы он мучился от головной боли? Эта кудесница в мгновение ока сумела бы снять любую боль, любую тоску.
На работе никто бы не поверил, что Ольга способна испытывать самое искреннее и нежное чувство к мужчине, она казалась дерзкой, неприступной, надменной. Ее острые эпиграммы в адрес мужчин вгоняли их в краску, заставляя втайне сжимать кулаки. Ее темные локоны, убранные в высокую прическу, и блестящие насмешливые глаза привлекали и одновременно отпугивали. Родители ее были родом из Ростова, и она унаследовала от них крепкую, ладно скроенную фигуру, пытливый ум и завидную самостоятельность. А как вкусно она готовила борщи, лепила пельмени, пекла пироги, зажаривала мясо!
Многие коллеги осуждали ее за скупость, но никто не хотел вдаваться в подробности и узнать происхождение этой скупости. Муж оставил ее, беременную на шестом месяце, без средств, без оконченного образования, без единой родственной души в Москве. Ольга институт не бросила, перешла на заочное отделение, родила здоровую девочку и пришла работать в «Аэрофлот», с блеском пройдя отборочный конкурс. Мама, к которой очень трепетно относилась Ольга, жила теперь вместе с нею и помогала воспитывать внучку. Очаровательная девочка с каштановыми кудряшками отличалась не только привлекательной внешностью, но и острым умом, унаследованным от матери. После окончания школы, она превзошла все ожидания мамы и бабушки, легко поступив на экономический факультет Московского государственного университета. Теперь Оля могла позволить себе передышку и обратить внимание на свою личную жизнь.
Роман не сразу разглядел, что сарказм произносимых Оленькой слов — лишь налет, позволяющий скрывать ее одиночество, а когда понял, то почувствовал, как почва ускользает из-под ног. Друзья всячески отговаривали его, пытаясь погасить в нем стремление взять эту девушку в жены, но напрасно они переживали за него, Ольга сама не захотела официально оформить отношения, а просто в один день собрала свои вещи и переехала к нему.
— Роман, как развивается твой роман? — шутили коллеги.
— А вот как! — сверкая широченной улыбкой, Роман делал плавный прыжок и в разных позах демонстрировал тренированные мышцы.
— В том, что твоя казачка прекрасно тебя кормит, мы не сомневались, — с оттенком зависти говорили они.
— Она все делает прекрасно, — гордо заявлял он.
Роман теперь больше заботился о своем внешнем виде: всегда одетый с иголочки, побрит, полит одеколоном, в меру пьющий, в меру курящий. Теперь он выглядел стройным, постепенно убрался живот, расправились плечи, короткая модная стрижка молодила лицо, серые с прищуром глаза стали шире и искрились неподдельным весельем. В свободное время Роман проводил у холста, несколькими мазками создавая на полотне то напоенные воздухом и светом пейзажи, то изнывающий от духоты мир, то призрачное марево. И в эти минуты он чувствовал себя по-настоящему счастливым.
— Не жизнь, а сплошное удовольствие, — откровенничал он со своим другом Серегой, тоже стюардом. — Если такая женщина меня оценила, значит, я что-то из себя представляю.
— Нас утешает любой пустяк, но и любой пустяк приводит нас в уныние, — философствовал Сергей. Он не очень доверял женщинам, а вернее, совсем им не доверял. У него были для этого все основания — два расторгнутых брака за плечами. Сергей считал неверным представление о том, что женщина более верна мужчине, чем он ей. По его мнению, только жены декабристов искренне любили своих мужей и были им преданны до конца. Среди современных женщин Сергей этой преданности не наблюдал.
— Ты чересчур категоричен, — упрекал его Роман, спеша к своей возлюбленной, чьи глаза манили его откровенным томлением. — Оленька, иди ко мне, — шептал он, бледнея от желания. А как он любил баловать Ольгу, исполнять ее капризы и смеяться в ответ на часто повторяемые этой женщиной слова: «У меня непритязательный вкус, мне вполне хватает самого лучшего». Надо признаться, она обожала роскошь, и сама была роскошна. Ах, каким счастливым чувствовал себя Роман рядом с нею! Но счастье его было недолгим.
