— Но Соня хотела побыть одна!
— Я отвезу вас и сразу уеду. А потом приеду за вами, когда скажешь. Кстати, когда заканчивается твой отпуск за свой счет?
— У меня еще есть три дня, — грустно улыбнулась Юлька.
Стас купил для подруг хорошего испанского вина, фруктов и всякой разной закуски и, оставив их вдвоем, умчался в Москву. Впереди у него было масса работы, которую он теперь выполнял легко и весело. Душа его просто светилась покоем и благополучием. Единственное, что волновало его, это какое-то отчаянное выражение лица Сонечки. С таким выражением идут под пули.
Подруги долго говорили о жизни, вспоминая свое детство, юность, любовь. На какое-то мгновение в глазах Сонечки появился радостный и веселый блеск и вдруг мгновенно потух.
— Юля, как ты считаешь, там, на небесах, душа Луиджи сможет встретиться с моей душой?
— Наверное, — удивленно взглянула на подругу Юлька, и тягостная страшная мысль мелькнула в ее голове.
— Вот и ты не уверена. А я ведь только и живу тем, что мы когда-нибудь встретимся и воссоединимся в вечности. Но это такие сложные, тончайшие и недоступные нашему пониманию миры, что мне кажется, нам никогда не разгадать их тайну. Тайну знает только тот, кто ушел. А ведь мой муж ушел сам, добровольно, и это мучает меня. Ведь мы можем там не встретиться.
— Вы обязательно встретитесь, только еще нескоро. Сейчас не думай об этом. Ты должна жить.
— Я должна была видеть вас со Стасом счастливыми. И теперь, когда вы соединены узами неба, я спокойна. Юля, я что-то чувствую ужасную слабость. Очевидно, простыла, нос заложило. Не смогу, наверное, заснуть с заложенным носом. Здесь есть аптека недалеко.
— Я схожу, Сонечка. Я сейчас же пойду и куплю тебе лекарство.
— Подожди минутку. Я хочу тебе сказать, что твоя свекровь была права, говоря о том, что истина в любви. Береги Стаса, люби его. И подумай о том, чтобы оставить свою работу. Ведь он так хочет этого. Так за тебя переживает.
— Об этом мы поговорим позже, Соня. Иначе я в аптеку опоздаю.
— Ты обещаешь подумать об этом? — крикнула вдогонку Сонечка.
Соня машинально вымыла полы, загасила камин, выключила свет и пошла по направлению к железнодорожному полотну. Она аккуратно села на рельсы, закрыла глаза и ждала, спокойно ждала приближающуюся электричку. Сквозь белую метель машинист не сразу заметил женскую фигуру, сидящую на рельсах, а когда заметил, то отчаянно рванул тормоз и дал длинный гудок. Но было поздно.
Возвратившаяся из аптеки Юлька услышала страшный, беспрерывный, трубящий о несчастье гудок поезда и, сразу все поняв, побежала к железнодорожному полотну. Глаза Сонечки еще какое-то мгновение оставались живыми, но уже помертвевшие губы с трудом прошептали: «Я всех вас люблю». Ее отлетевшая душа теперь стремительно мчалась навстречу добрым рукам Луиджи, протянутым к ней.
— Соня, родная. Не умирай. Нет! Нет! Этого не может быть! — кричала Юлька, обнимая холодеющее тело.
Окровавленные, отрезанные ступни, отброшенные в сторону, заметало снегом. Юльку сотрясали рыдания, и ее слезы, не успевая скатываться, замерзали на щеках.
К ним спешили люди, потрясенные, испуганные. Мчался изо всех сил машинист, раздавленный, сломленный. Бежал пожилой доктор, задыхающийся и понимающий, что помочь уже не сможет. Но все же бежал.
— Это были беззаветно преданные друг другу люди, способные на глубокие чувства. Любовь их была даже не человеческой, а лебединой. Теперь они воссоединились в вечности, встретились два лебедя на небесах и поют нам свою песню, — сказала Юлька, бросая в могилу ком земли.
— Тебе уже сегодня узнавать свой рейс? — спросил Волжин, с нервозностью поглядывая на телефон.
В последнее время Юлька была особенно ласкова с ним, поражая его своим спокойствием. Ее зеленые глаза сияли каким-то глубоким внутренним светом. Ему очень хотелось, чтобы Юлька всегда оставалась такой же светящейся и прозрачной, как сейчас. И чтобы каждое утро она просыпалась в его объятиях.
— Милый, дай мне трубку. Надо срочно позвонить.
Он протянул ей телефон и напрягся в ожидании того, как разлучник-диспетчер, словно приговор, объявит сейчас рейс. И отнимет ее у него.
— Здравствуйте, это звонит бортпроводница Стасова Юлия. Запишите, пожалуйста, что сегодня я прохожу медицинскую комиссию на списание.
— Ваш табельный номер и отделение? — прозвучал голос с другой стороны трубки.
— Как это понимать? — удивленно взглянул на жену Волжин.
— Так и понимай, — покраснела Юлька.
— Ты… Ты беременна? — все еще не веря и не помня себя от радости, но интуитивно чувствуя, что это правда, спросил Волжин.
— Да, — выдохнула Юлька и упала в его протянутые руки. Волжин искал ее губы, от которых сейчас оторвать смогла бы его только смерть.
Когда их младшему сыну исполнилось три года, Юлька написала заявление об увольнении из «Аэрофлота», сочинив на прощание стихи:
Прощай «Аэрофлот», я ухожу. Уже осенних дней сырая стужа Стремительно готовит грустный ужин, И мыслей я полет не отслежу.
Но, если руки заломлю в отчаянье, С остывшим сердцем, словно на морозе, К тебе вернусь еще в стихах иль в прозе И разгоню гнетущие печали.
Марины, Тани, Игори и Нины, Я вас люблю, простите и поверьте, Я прилечу на ваши именины, Включая вместо двигателя сердце.
— Надеюсь, что это окончательное решение? — строго спросил Волжин и, встретив искренний любящий взгляд жены, смягчился и заключил ее в свои объятия.
_____
