Прошло четыре года. Амайя неуклонно продвигалась по службе. Каждый год наступал Сан-Фермин. С каждым годом Джеймс приобретал все больший вес в мире искусства. Но дети не появлялись. Амайя инстинктивно прижала руку к животу. В этом жесте была одновременно попытка защититься и страстное неудовлетворенное желание. Она ускорила шаги, обогнав группу румынских иммигрантов, которые что-то оживленно обсуждали на улице, и улыбнулась, заметив, что в мастерской Джеймса горит свет. Она посмотрела на часы. Была уже почти половина одиннадцатого, а он все еще работал. Отперев дверь, она положила ключи на старинный столик и направилась в мастерскую по коридору, в прошлом представлявшему собой главный вход в дом. Его пол до сих пор был вымощен закругленными каменными плитами, среди которых виднелась крышка люка, ведущего в подземный ход. В старину он использовался для хранения вина или масла. Джеймс обмывал какую-то фигуру из серого мрамора в наполненной мыльной водой раковине. При виде жены он улыбнулся.
— Мне нужна одна минута, чтобы вытащить эту жабу из воды, и я присоединюсь к тебе.
Положив фигуру на решетку, он накрыл ее холстом и вытер руки белым поварским фартуком, в котором обычно работал.
— Как себя чувствует моя любовь? Устала?
Он обхватил ее обеими руками, и она затрепетала, как с ней случалось всегда, когда он ее обнимал. Прежде чем ответить, она прижалась лицом к его свитеру и вдохнула запах его кожи.
— Нет, я не устала, но день выдался на редкость странный.
Он отклонился достаточно для того, чтобы посмотреть ей в лицо.
— Рассказывай.
— Понимаешь, мы продолжаем заниматься убийством девочки из моего городка. И выходило так, что у этого случая очень много общего с другим преступлением, совершенным месяц назад и тоже в Элисондо. Сегодня мы установили, что эти два убийства связаны между собой.
— Что значит связаны?
— Похоже, их совершил один и тот же человек.
— О, господи! Это означает, что по улицам ходит чудовище, которое убивает девушек?
— Почти девочек, Джеймс. И дело в том, что комиссар поручил мне возглавить это расследование.
— Поздравляю, инспектор, — произнес Джеймс, целуя ее.
— Не всех это обрадовало. Монтесу это даже очень не понравилось. Мне показалось, что он разозлился.
— Не обращай внимания. Ты же знаешь Фермина. Он хороший парень, просто у него в жизни сейчас трудный период. Это пройдет, ты ему нравишься.
— Не знаю…
— Зато я знаю. Определенно нравишься. Можешь мне поверить. Ты голодна?
— А ты что-то приготовил?
— Ну, конечно. Шеф-повар Уэксфорд приготовил фирменное блюдо.
— Сгораю от желания его попробовать. Что это? — рассмеявшись, поинтересовалась Амайя.
— Как это «что это»? Как тебе не стыдно! Спагетти с грибами и бутылка розового чивите.
— Открывай вино, а я быстро приму душ.
Она поцеловала мужа и отправилась в ванную комнату. Уже стоя в душе, она закрыла глаза и замерла на несколько секунд, подставив лицо под струи воды. Потом она прижалась ладонями и лбом к кафельной плитке стены, по сравнению с горячей водой показавшейся ей ледяной, принимая водный поток шеей и спиной. За день произошло так много событий, что у нее не было времени оценить возможные последствия этого дела для ее карьеры и ее ближайшего будущего. Она ощутила, что ее обволакивает поток холодного воздуха. Это в ванную вошел Джеймс. Она не пошевелилась, наслаждаясь горячей водой, которая как будто уносила с собой в водосток все связные мысли. Джеймс остановился у нее за спиной и очень медленно поцеловал ее в плечо. Амайя наклонила голову набок и подставила ему шею движением, всегда напоминавшим ей старые фильмы о Дракуле, в которых наивные девственницы, отдаваясь вампиру, открывали шею до самого плеча и прикрывали глаза в ожидании нечеловеческого наслаждения. Джеймс поцеловал ее шею и прижался к ней всем телом. Она обернулась к нему, ища губами его рот. Прикосновения к губам Джеймса оказалось достаточно, впрочем, как всегда, чтобы все мысли, не имеющие к нему отношения, отправились в самый дальний уголок ее сознания. Она медленно провела ладонями по телу мужа, наслаждаясь его гладкой кожей и твердыми мышцами и позволяя ему себя целовать, что он и делал с огромным удовольствием.
— Я тебя люблю, — прошептал Джеймс ей на ухо.
— Я тебя люблю, — повторила она.
И улыбнулась при мысли, что это действительно так, что она любит его больше всего на свете и что она счастлива ощущать его у себя между ног и в себе и заниматься с ним любовью. Когда они закончили, то улыбка еще несколько часов не сходила у нее с лица, как будто мгновение, проведенное с Джеймсом, было способно изгнать все зло мира.
Амайя думала о том, что только он способен по-настоящему заставить ее почувствовать себя женщиной. Ее профессия постоянно отодвигала ее женскую сущность на второй план, вынуждая сосредотачиваться только на том, чтобы быть хорошим полицейским. Но и вне работы ее высокий рост и худое жилистое тело в сочетании со строгой одеждой, которую она обычно носила, заставляли ее остро ощущать недостаток женственности, особенно в присутствии других женщин, прежде всего жен друзей Джеймса. Почти все они были невысокими и миниатюрными, с маленькими и мягкими ручками, которые никогда не прикасались к трупу. Амайя не носила украшений, не считая обручального кольца и крошечных сережек, которые Джеймсу казались детскими. Длинные светлые волосы она всегда заплетала в косу. Скудный макияж довершал ее строгий, обожаемый Джеймсом, мужской стиль. Кроме того, Амайя знала, что ее твердого голоса и уверенного жеста было вполне достаточно, чтобы заставить замолчать этих сплетниц, когда они делали злобные намеки на ее никак не наступающее материнство. Материнство, о котором она так тосковала.
За ужином они болтали о всяких пустяках и вскоре легли спать. Амайю восхищала способность Джеймса отбрасывать все тревоги дня и закрывать глаза, едва оказавшись в постели. Ей всегда требовалось много времени для того, чтобы расслабиться и уснуть. Иногда она часами читала, прежде чем к ней приходил сон, и она просыпалась по несколько раз за ночь, разбуженная малейшим шумом. В тот год, когда она получила должность инспектора полиции, напряжение за день достигало такого уровня, что вечером она проваливалась в глубокий, похожий на забытье сон только для того, чтобы проснуться через несколько часов от боли в сведенной судорогой спине, которая уже не позволяла ей уснуть до самого утра. Со временем напряжение ушло, но спала она по-прежнему плохо. Она оставляла на лестнице включенную лампу, свет которой проникал в спальню. Это позволяло ей сориентироваться, когда она просыпалась, охваченная ужасом от очередного сна, наполненного жуткими образами, преследовавшими ее по ночам. Тщетно пыталась она сосредоточиться на книге, которую держала в руках. Измученная тревожными раздумьями Амайя разжала пальцы, и книга соскользнула на пол. Она не стала выключать свет, а уставилась в потолок и принялась сосредоточенно обдумывать план на следующий день. Участие в отпевании и похоронах Айнои Элизасу. В преступлениях, подобных этому, убийца обычно бывает знаком со своей жертвой. Существовала высокая вероятность того, что он жил где-то поблизости и видел девочек каждый день. Эти убийцы демонстрировали впечатляющую дерзость и убежденность в собственной безнаказанности. Зачастую они стремились оказывать помощь в расследовании убийства и поиске исчезнувших людей, присутствовали на всевозможных собраниях, панихидах и похоронах, испытывая от всего этого извращенное удовольствие, зачастую демонстрируя горе и боль от потери. В настоящий момент никто не мог быть исключен из числа подозреваемых. Убийцей вполне мог оказаться даже близкий родственник одной из погибших девушек. Но в качестве первого шага было неплохо оценить ситуацию со стороны, понаблюдать за реакцией различных людей, выслушать их комментарии и мнение обо всем, что произошло. И, разумеется, встретиться с сестрами и тетей… В последний раз она видела их на Рождество. Флора и Роз перестали ссориться только к концу праздничного ужина. При этом воспоминании у нее вырвался громкий вздох.
