Эстебе Сальветре «Цивилизация: Венеция, Рагуза»:
«Известно, что маска в Венеции играла универсальную роль. Маска делала человека неприкосновенным. Обычаи сделали маску священным талисманом, и правительство терпимо относилось ко всему, что не регулировалось законом, отдавая населению в обмен на свободу все то, что не могли разбудить благородные чувства. В городе, отличавшемся большой строгостью нравов, использования маски было достаточно, чтобы оправдать и прикрыть многочисленные беспорядки: таким образом, можно судить о ее важности в Венеции».
Все это позволяло, оставаясь инкогнито, заниматься всем, чем только душе угодно. А душа — властелин тела, и она, как известно, всегда жаждет любви. Под прикрытием же маски в любви падали классовые барьеры, исчезали какие-либо комплексы и невозможное становилось возможным.
Ален Бюизин («Казанова»):
«Венеция покинула историческую сцену ради театральной. Она больше не вмешивается, не действует, она выставляет себя напоказ, лицедействует. Не случайно, что XVIII век породил великих мастеров городских пейзажей, с безумной скоростью плодивших свои полотна, те самые «ведуты»[3], как для богатых патрициев, так и для иноземных, в основном английских, туристов, хотевших сохранить памятку о своей поездке».
Действительно, в Венеции насчитывалось множество театров, на представления которых очень трудно было попасть, ибо все места, даже самые неудобные, раскупались задолго до представления. На центральной площади Сан-Марко устанавливались импровизированные театральные подмостки, организовывались концерты, соревнования по борьбе и фехтованию, предлагались услуги гадалок, магов и астрологов. Здесь же приводились в исполнение и смертные приговоры, так как публичные казни в те времена считались неотъемлемой частью народных развлечений.
Местные богачи, жившие в летний период вне островной части, на время карнавала дружно возвращались в Венецию. Им необходимо было показать всем, какие они богатые. Это и понятно, ведь богатство никогда бы так не ценилось, если бы оно не доставляло удовольствия тщеславию. А посему повсеместно устраивались своеобразные соревнования: кто закатит самый шикарный праздник, кто потребит больше кофе и табака…
Ален Бюизин («Казанова»):
«Тратить дукаты, чтобы поражать нарочитой роскошью построек, коллекций, пиров и празднеств, спускать безумные деньги на игру, соблазнять и любить женщин всех сословий — вот основные занятия богатых венецианцев в XVIII веке. Джакомо Казанова в этом смысле — «продукт» своего города и своего века, с тем только (весьма значительным) отличием, что он ни благороден по рождению, ни богат. Его жизнь столь исключительна потому, что он играл роль богатого венецианца-космополита, никогда не обладая настоящим личным состоянием».
Действительно, в стране, где бедность и богатство всегда шествовали рядом, Джакомо Казанова был никем и ничем — внук вдовы сапожника, жалкий наследник умершего танцора и сын комедиантки, уехавшей за границу.
Но в Венеции были очень распространены азартные игры. Сам Казанова обожал это дело и часто проводил за карточным столом по двое суток подряд. Венецианцы играли в домах, на улицах, на церковных ступенях, в кафе, в борделях, но особенно в ридотти (ridotto — единственное число, ridotti — множественное), которые открыли еще в 1630 году.
Ридотто — так назывался открытый игорный дом, разрешенный правительством. Как правило, это было помещение, занимающее целый этаж и состоявшее из десятка комнат, где, несмотря на огромное скопление народа, царила исключительная тишина. Входить туда можно было только в маске. Частыми посетительницами подобных злачных мест являлись не только куртизанки, но и замужние венецианские дамы.
Франсуаза Декруазетт («Венеция во времена Гольдони»):
«Характерными заведениями для проведения досуга в Венеции становятся «ридотти» — игорные дома и «казини» — домики для развлечений, нередко загородные, где также велась игра, и кофейни. Число их неуклонно возрастало; многие из них размещались в помещениях театров или же поблизости от последних, так что театр начинал совмещать функции развлекательного заведения и места отдыха. Впрочем, игорные дома снискали популярность отнюдь не в XVIII столетии, а гораздо раньше. В Бассано «казини» существовали уже в XIII веке. В конце XVI века в зданиях Прокураций насчитывалось уже три «ридотти», богато украшенных работами Тинторетто и Веронезе. На площади Сан-Марко, возле небольшой церквушки Сан-Джиминиано, находилось казино, посещавшееся академиками из филармонии, и там по заказам аристократов устраивались концерты, бывать на которых считалось хорошим тоном. В XVIII веке число развлекательных заведений в Венеции достигает максимума: в 1744 году там насчитывается сто восемнадцать игорных домов и залов, и это не считая просторного общедоступного игорного зала Ридотто. Основная часть этих залов расположена в квартале Сан-Марко, имеются казино возле Фондаменте нуове и возле церкви Санта-Мария Матер Домини в Санта-Кроче. Накануне падения Республики число игорных залов было равно ста тридцати двум, и это несмотря на единодушное осуждение игры и официальное закрытие в 1774 году общедоступного ридотто. Только в приходе Сан-Моизе в 1755 году насчитывалось семьдесят три игорных дома, принадлежавших нобилям и просто частным лицам, которые, по утверждению Градениго, содержали их «для личных нужд». В этих случаях речь шла, в сущности, о гостиных, где играли преимущественно знакомые хозяев дома. Слово «ридотто» означает «место сбора». «Казино», уменьшительное от слова «саsа» (дом), подчеркивает малые размеры постройки и ее неприспособленность для повседневной жизни. Казино-домик задумывался как дополнительное место жительства. Приобретая казино, патриции, давно уже переставшие селиться в центре города, получали возможность приблизиться к месту своей деятельности и местам проведения досуга, расположенным в центральных районах. Дома, принадлежавшие богатым аристократам, имели несколько этажей, кухню, гостиные, спальню (иногда даже несколько), залы для игр и музыкальные залы. Убранство залов отличалось роскошью. Некоторые «казини» представляют собой настоящие маленькие дворцы. Их фасады отличаются изысканными украшениями, внутренний декор часто заказывался известным художникам. Здесь никогда не бывает рабочих кабинетов, это уютное жилище предназначено для общения, но не делового, а, к примеру, дружеского, интеллектуального, возвышенного, и, разумеется, для любовных встреч. В домике для свиданий, где Казанова познал поистине бессмертные мгновения любовной страсти, «пять комнат с изысканнейшей меблировкой» и с поваром английского посланника в придачу сдавались на период с ноября по Пасху за шестьсот цехинов, и «все там было устроено так, что можно было беспрепятственно наслаждаться любовью, хорошей едой и предаваться сладострастным занятиям».
Дружеские компании часто снимали загородные домики, где устраивали банкеты по любому поводу, будь то выборы президента компании, женитьба или получение одним из друзей новой должности. В загородных «казини» проводили досуг и интеллектуалы: спорили об искусстве, литературе или философии. Почти повсюду играли, нередко по-крупному, и в конце концов игра стала отличительным признаком казино. Однако нельзя полностью отождествлять казино с игорным домом, ибо «маленькие домики» обладали гораздо большими функциями. В Ридотто Дандоло приходили играть, там даже имелись «зал вздохов», куда удалялись несчастные проигравшие, и зал для собраний, куда наведывались прежние игроки, к старости порвавшие со своей страстью. Еще в нем была гостиная, где подавали кофе, шоколад, чай и блюда традиционной кухни: вино, хлеб, сыр, колбасы, фрукты; еду и напитки разносили молодые люди в зеленых ливреях».
