Алена мельком взглянула на Богородского и покраснела, ощутив, как кровь убыстрила свой бег в ее венах, а низ живота налился приятной тяжестью. Она прикрыла глаза и отдалась навязчивому воображению, перестав с ним бороться и полагая, что так быстрее избавится… от чего? Она и сама не знала. Единственное, что стало ей понятно, и это удручающий факт, что ее, вполне возможно, вновь сексуально привлек определенный тип мужчины и что, скорее всего, она опять совершит ошибку, если подчинится его обаянию. Алена задремала и в полусне увидела себя вдруг совершенно обнаженной. Приятная истома охватила тело, пробуждая неясные желания, легкие и смутные, нечто подобное она могла бы испытать, подставляя разомлевшее тело жарким лучам солнца на диком пляже. Ее губы повлажнели, соски набухли под тонкой тканью блузки, но, к счастью, сосед этого не мог заметить, она, вопреки своей привычке обходиться минимумом белья, на сей раз надела новый бюстгальтер, ту самую покупку из «Дикой орхидеи», перед вышитым тюлем которой не смогла устоять. Колени Алены напряглись под грубой тканью, и ей безумно захотелось вновь ощутить прикосновение Богородского. Однако он сидел, отвернувшись к иллюминатору, руки его больше не тревожили покой соседки, хотя бедро по-прежнему касалось ее ноги. Между тем образы полусна начали приобретать очертания. Вот его губы прикасаются к ее коже, стараются проложить себе путь от колен выше и выше, раздвинуть бедра, раскрыть тайный грот, заполненный тягучей влагой, язык пытается проникнуть туда. И с ней рядом уже совсем другой человек, совершенно незнакомый, но кажется, она все равно знала его в какой-то иной жизни. Образ расплылся и исчез, как легкий ветерок воображаемого пляжа, вылизывавший ей босые ноги, как преданный пес.
— Боже мой, я что, заснула? — спросила Алена стюардессу, подошедшую с очередной порцией напитков.
— Простите, мадам, что я вас разбудила.
— Очень кстати. На этот раз я не откажусь от бокала вина.
— Может быть, лучше коньяк? — улыбнулся многозначительной улыбкой Богородский.
Алена опустила глаза. Если он обладает способностью наблюдать за чужими снами — нет ей прощенья! Ведь именно он, его молчаливое, но весьма ощутимое присутствие так на нее подействовали.
— Нет, лучше вина, — сказала она, хотя, положа руку на сердце, коньяк был бы более кстати. И как это Богородский догадался, что именно она обычно берет с собой в полет? Его проницательность была очевидной и немного пугала.
— Белое? Красное? У нас отличное «Мерло», — предложила стюардесса.
— Да, пожалуйста, — согласилась Алена. Потом с бокалом в руке она демонстративно углубилась в ничем не примечательный сценарий, кроме того, что в нем отводилась значительная роль личности доктора Раушенбаха, звезды мирового класса. Каков же этот самый знаменитый доктор? Судя по всему, он ровесник Богородского, а значит, ему не больше сорока. Само по себе слово «хирург» вызывало у Алены безотчетный страх и одновременно с тем глубокое уважение. Как-то раз один ее знакомый астролог, принимавший участие в передаче, сказал, что у хирургов и самых ужасных убийц порой совершенно одинаковые гороскопы, но это лишь подтверждает простую истину: звезды ничего не диктуют, выбор всегда остается за самим человеком. Так и получается, что одни выбирают путь разрушения, а другие — дорогу милосердия. При одних и тех же исходных данных.
Полет прошел спокойно. А в Лос-Анджелесе их встретили два врача из частного госпиталя, присланные доктором Антоном Раушенбахом с машиной «скорой помощи», чтобы забрать Катю и ее маму в отель при нем, и кабриолет с шофером, который должен был отвезти Богородского с охраной на его виллу. Алена на мгновение остановилась в сомнении, не понимая, в какую из машин ее возьмут, и ругая себя за то, что заранее не озаботилась спросить Андрея Викторовича, куда ее определят на то время, когда будет сниматься репортаж, и вообще, кто будет в составе съемочной группы.
— Алена! — помахал ей рукой Богородский. — Сюда, пожалуйста. Мы едем в мой дом. Он достаточно просторный, для того чтобы разместить не одного гостя. Вы сомневаетесь? — Он поднял четко очерченные брови над темными очками «Dior» в стильной роговой оправе.
— Нет, конечно. Но удобно ли это? Я думала, что буду жить в отеле вместе с Евгенией Станиславовной и… съемочной группой… Она уже здесь?
— Здесь, — кивнул Богородский, — в полном составе на моей вилле. Так что ничего неприличного для вашего звездного статуса не предвидится. — Он усмехнулся, чуть приподняв кончики губ. — Не скажу, что отель при госпитале плох, напротив. Хотя я подумываю там кое-что поменять… Ну что же вы, садитесь, ваши вещи уложены!
— Что? — Не поняла Алена предпоследней фразы, но машинально уже опустилась на прохладное сиденье «линкольна», обитое мягчайшей кремовой кожей. Кондиционированный воздух показался ей просто райским эфиром после загазованного, душного смога аэропорта, из суеты и многолюдности которого они только что вынырнули.
— Что вы не поняли? — спросил Богородский, усаживаясь рядом с водителем. Его охранник захлопнул дверцу и отошел в сторону. Обоих мужчин ждал традиционный «мерседес», хотя и без тонированных стекол, который, очевидно, проследует за «линкольном». Понятно. Обслуга, охрана, им не место в машине барина. А вот Алена — гостья. Потому и наслаждается всеми этими чудесами цивилизации.
— Я не поняла, почему вы сказали, что собираетесь что-то переделывать в госпитальном отеле.
— А что тут непонятного? Я его купил. И госпиталь тоже, если вам это интересно.
— Так вот почему мы снимаем этот рекламный ролик! Но почему бы вам за свои деньги не нанять бригаду с местного телевидения?
— Слишком дорого, — бросил Богородский и тут же добавил, видимо, осознав свою бестактность: — Простите, Алена, но я человек прямой. Это, конечно, не значит, что ваш гонорар будет таким же смехотворным, как в любезном отечестве, да и гонорары всей съемочной группы, но все-таки это не здешние расценки. Да и зачем они мне? Не могу сказать, что наши профессионалы хуже. И потом я хочу сделать документальный фильм пусть совсем маленький для нашего зрителя.
— Для нашего? Зачем? — Она предположила, что этот рекламный ролик должен показать под особым углом личность миллионера-благотворителя, но он сказал совсем другое:
— Богатых людей, предпочитающих лечение за границей, гораздо больше, чем вы предполагаете. А таких врачей, как Антон Раушенбах, и вовсе не наблюдается.
— Антон Раушенбах… — проговорила Алена. — Он немец?
— Наполовину. Его мать русская, а отец из поволжских немцев. Мы с ним давно знакомы, еще с институтских времен, по первому меду.
— Да? — изумилась Алена. — А я и не знала, что вы учились в медицинском!
— Было дело. Но всего два курса осилил. Это не для меня. Но, знаете, вполне достаточно, чтобы разбираться в теме и понимать, что люди будут болеть всегда и им нужно дорогостоящее лечение, отличное лечение, первоклассное, а значит, это хороший бизнес. Не так ли? Ну вот и наш пригород, — сказал Богородский, когда белый «линкольн» свернул на гравиевую дорожку, петляющую между мохнатыми пальмами.
