— Дед похож на маму, но он старый, — сказал мальчик.
— У меня тоже был дедушка. — Юра порылся в коробке и извлек оттуда фотографию в рамке. — Это папа моего настоящего папы.
Фотография во многом напоминала те, что висели в квартире деда. Вот только на мужчинах была форма, совсем не похожая на ту, в которую одевались люди на тех снимках. На фотографии мужчины стояли у кирпичной стены. У каждого была винтовка в руках.
— Он служил в милиции во время войны.
Юра, выглядевший в этот миг ужасно гордым за своего деда, ткнул пальцем в человека на фотографии.
— А что твой дед делал на войне?
Для мальчика война была чем-то случившимся давным-давно, в незапамятные времена. В те времена на земле жили герои, зимы тянулись нескончаемо долго, короли со своими войсками разъезжали по свету и между храбрецами из противоборствующих лагерей постоянно случались поединки. Мальчик точно не знал, был ли его дед на войне. Не исключено, что эти зимние войны происходили во времена его прадеда или даже еще раньше. В детском воображении солдаты противоборствующих армий бросались в бой, сидя на спинах заросших густой шерстью мамонтов и больших диких кошек, которые разрывали врага похожими на сабли клыками.
— Не знаю, — ответил Юра. — Мама говорит, что я ничего не понимаю, но я понимаю. Он был милиционером и защищал людей.
Дверь открылась, и появилась Юрина мама. На подносе она принесла печенье, присыпанное сахаром. Мальчик хорошо помнил, как мама угощала его таким же в кондитерской. Она уже хотела поставить поднос, когда заметила фотографию в руках сына.
— Я уже говорила, чтобы ты никому этого не показывал! Спрячь, или я выброшу ее!
Юра сунул фотографию обратно в коробку так быстро, что мать не успела ее схватить.
Не сказав больше ни слова, она вышла из комнаты.
— Это из-за отчима, — объяснил Юра, выбирая, какую из печенюшек взять. — Он говорит, что во время войны были милиционеры, которые назывались полицаями, и они вели себя жестоко. Но он ничего не понимает. Как милиционеры могут быть жестокими? Они ведь защищают людей! — Юра недоуменно пожал плечами. — Когда-нибудь мы пойдем к тебе домой и сможем поиграть, чтобы нам не мешали.
Мальчик кивнул, хотя очень сомневался, что сможет привести к деду кого-то из своих знакомых. Его квартира, подобно фотографиям, развешанным на стенах, была местом, затерявшимся во времени, — не от мира сего, как говорится.
Они продолжили игру. Постепенно все печенье с подноса исчезло. Слизывать крошки неприлично, но запретный плод всегда сладок.
Вскоре начался такой снегопад, что за окнами вообще ничего невозможно было разглядеть. Через стену слышалось какое-то бормотание. Юра предупредил, что мама смотрит телевизор и мешать ей нельзя. Слышалось позвякивание стекла. Женщина время от времени кричала на героев экрана, хотя те, разумеется, ее слышать не могли. Юра краснел, старался не смотреть мальчику в глаза и бормотал под нос комментарии насчет игры, которую они вели, — короче говоря, делал все, чтобы отвлечь приятеля от происходящего за стеной.
Над дверью тикали часы. И чем дольше затягивалась игра, тем громче они тикали. Юра продолжал болтать, рассказывая о фрагментах нарисованной им карты и играх, в которые можно с ней играть. Но все это утопало в настойчивом тиканье часов.
На циферблате маленькая стрелка доползла к семерке… затем к восьмерке… девятке…
Юра положил новый фрагмент карты у изголовья своей кровати и принялся «высаживать» густой сосновый лес по ее краям. Вдруг мальчик услышал звон, отличающийся от прежнего позвякивания. Звук был более глухим, тяжелым и отозвался в квартире мрачным эхом.
Время замедлило бег. Стрелки часов почти замерли. Каждый щелчок ужасно растягивался во времени.
Послышался стук. Кто-то барабанил в дверь.
Юра резко обернулся, словно его поймали на чем-то постыдном.
— Отчим не должен вернуться до выходных!
Лицо Юры исказилось от страха. Он принялся прибирать в комнате, а мальчик остался сидеть, прислушиваясь к шагам женщины, бредущей по коридору.
— Входите, — раздался голос Юриной мамы.
Послышался знакомый грохот сапог.
Теперь мальчик знал, кто пришел. Не имело смысла бежать и прятаться. В дверном проеме возникла Юрина мама. Она ничего не сказала, но ее печальный взгляд побудил мальчика встать и направиться к выходу из комнаты. Входная дверь была приоткрыта, впуская в квартиру зимний холод.
В дверном проеме стоял дед. Кое-где в его седых волосах виднелись кристаллики льда, усы отяжелели от инея. На замерзшем лице глаза казались пронзительными ярко-синими буравчиками. Руки деда согревали прохудившиеся вязаные перчатки.
Мальчик ступил шаг в его сторону, остановился и вновь ступил, медленно, словно во сне, преодолевая разделяющее их расстояние.
— Маму отвезли в больницу? — со слабой надеждой в голосе спросил он.
Дед тоже сделал шаг ему навстречу, присел на корточки и, распахнув пальто, обнял внука.
— Нет, мальчик, — тихо произнес он, и в голосе его слышались грусть зимы и пустота заброшенных домов. — Нет, мой мальчик, больше в больницу она не ляжет.
* * *
На подоконнике, подсвеченная серебристым светом проносящихся по улице машин, стояла подаренная мамой лошадка-качалка.
В квартире было очень холодно. Лютый холод мучал мальчика на протяжении долгих, ничем не заполненных дней. Он часто пересчитывал их про себя… Пятый… Шестой… Седьмой… Все изменилось с тех пор, как сапоги деда прогромыхали по заиндевевшим металлическим ступеням, неся с собой страшную весть. Мальчику нечем было заняться. Он бродил по коридору как неприкаянный, внимательно разглядывая солдат на фотографиях. Особенно его интересовали сапоги и оружие.
Внизу проплывал свет автомобильных фар, и в их призрачном сиянии лошадка-качалка превращалась в настоящее чудовище. Мальчику хотелось подкрасться к подоконнику и выглянуть на улицу, но лошадка так зловеще на него косилась, что он не решался. Мальчик повернулся и хотел присесть на корточках в уголке, но гигантская тень лошади возникла на противоположной от окна стене комнаты. Он вздрогнул и вновь повернул голову к окну. Проезжающая внизу машина осветила детскую игрушку. В этом свете поцарапанная, с облупленной краской, с нарисованными глазами, нелепо густыми ресницами и ушами, словно у лисы, лошадка-качалка превратилась в фантастическое создание. А ведь мальчик, какой бы зловещей эта игрушка ему ни казалась, свято соблюдал свой долг, заботясь о ней с тех пор, как неделю назад мама его покинула.
Только когда поток машин, проезжающих по дороге внизу, иссяк, мальчик осмелился подойти к окну. Он встал на цыпочки, подался всем телом вперед и выглянул во двор. Там, немного кривовато, стояла мамина машина. Одним колесом она заехала на бордюр. Лобовое стекло обледенело. Теперь тот, кто сядет за руль, почти ничего не будет видеть. В салоне, впрочем, сверкал крошечный огонек.
