Деньги всегда оказывали на меня магическое действие, поэтому неудивительно, что я невольно начинала просчитывать, что можно предпринять в этой ситуации. Процесс настолько увлек, что я не сразу сообразила, над чем ломаю голову. Очнувшись, я отругала себя, но какая-то часть меня осталась равнодушной к этой отповеди.
Посидев еще немного, я решительно встала и направилась в спальню. Заперев деньги вместе с запиской в сейф, сурово сказала самой себе:
— Вот так! Пускай полежат. Когда заказчику надоест ждать, и он даст о себе знать, тогда и сообщу ему, что этим делом я заниматься отказываюсь и деньги возвращаю.
На душе сразу полегчало, и я, довольная, что сумела найти выход, отправилась на кухню. Налив себе огромную чашку кофе, я вернулась в комнату и, забравшись с ногами на диван, затихла. Всю противоположную стену занимали стеллажи, и взгляд невольно заскользил по разноцветным корешкам. Некоторое время я предавалась этому занятию бездумно, но потом вдруг поймала себя на мысли, что уже добрых пять минут сверлю взглядом полку с альбомами репродукций. Рассердившись на собственную бесхребетность, я сердито фыркнула и отвернулась к окну. Но то ли пейзаж не особо впечатлял, то ли характер у меня действительно жидковат, только неожиданно для себя я вдруг отставила чашку в сторону и рванула к книгам.
Долго искать не пришлось. Библиотека у меня содержится в образцовом порядке, и поэтому глянцевая монография со строгой надписью «Диего Веласкес» нашлась сразу.
Стыдясь собственной слабости, я вернулась на диван и, прихлебывая кофе, углубилась в чтение. Сначала шла биография художника. Диего Родригес де Сильва Веласкес родился в Севилье в 1599 году. Отец — Хуан Родригес де Сильва, мать — Херонима Веласкес, оба принадлежали к небогатому дворянству… но о создании картины «Христос в терновом венце» в ней не было ни слова.
Вторая часть книги включала в себя репродукции, сопровождавшиеся подробным изложением истории создания каждой картины. В общей сложности было приведено двадцать восемь работ Веласкеса, но нужной среди них не оказалось. Из всего, чем я располагала, под название «Христос в терновом венце» подходила только картина «Распятие», изображавшая висящего на кресте Спасителя. На голове у него действительно имелся терновый венец, но рядом с репродукцией было дано четкое указание местонахождения картины: Мадрид, Прадо. И это короткое примечание сводило на нет все попытки рассматривать «Распятие» в качестве искомого полотна. И дело здесь было вовсе не в том, что название было другим, и экспонировался этот шедевр в одном из самых знаменитых музеев мира. Этот факт как раз не имел ровно никакого значения, потому что в вихрях войн и революций с произведениями искусства случалось всякое. Одни бесследно исчезали навсегда, другие через какое-то время возникали из небытия под иными названиями, третьи перекочевывали за границу и там становились украшением чьих-то коллекций. Проблема заключалась в моем анонимном заказчике. Если он был серьезно настроен найти эту картину, а именно так оно, по всей видимости, и было, раз очень весомый аванс за ее поиски был вложен без раздумий, значит, не мог не знать, что «Распятие» хранится в Прадо. И если, несмотря на это, он обратился ко мне, значит, «Христос в терновом венце» был абсолютно другой картиной.
Я подложила под спину подушку, устроилась поудобнее и попробовала порассуждать логически: «Что же это за картина, если ее не включили в альбом?.. Почему? Может, потому, что хоть она и дорога моему заказчику, но сама по себе не является шедевром?»
Нелепость такого предположения была настолько явной, что я невольно фыркнула: «Ага, как же! Да любой клочок с самым небрежным его наброском представляет сегодня огромную ценность. Ведь речь идет о Веласкесе! Никому не известная картина великого мастера? Тоже бред! Раз дается точное указание, кисти какого художника принадлежит полотно, значит, история создания картины абсолютна прозрачна, и в ней нет никакой тайны. Но что тогда?»
Я нервно заерзала, стараясь отогнать неизбежно напрашивающуюся мысль: «А может, такой картины вообще не существует? Может, она — всего лишь предлог, позволяющий втянуть меня в чью-то непонятную игру?»
Эта мысль посетила меня не впервые: подобные подозрения приходили в голову и раньше. Чувствуя, что начинаю паниковать, я сердито сказала себе: «Прекрати истерить и успокойся. Раскладов может быть множество, причем самых неожиданных. С картинами, как ты знаешь, порой происходят просто невероятные вещи. Случается, что хорошо известная картина долгие годы «живет» под чужим именем и с чужим авторством. И сколько таких историй! Поэтому не дергайся и не фантазируй, а лучше хорошенько подумай, какие шаги следует предпринять в сложившейся ситуации, раз уж она так тебя тревожит».
Мысль была здравой, и я не стала упрямиться. Тем более что по жизни мне не свойственно впадать в панику. По крайней мере, я так считала до тех пор, пока неожиданно не затрещал дверной звонок. Противный резкий звук прокатился по квартире и, хлестнув по нервам, заставил вздрогнуть.
«Интересно, кто бы это мог быть? — пронеслось в голове, и мне вдруг почему-то стало зябко.
Вжавшись спиной в диванные подушки, я не находила в себе сил двинуться с места. Прошла минута, и звонок снова залился длинной, требовательной трелью. Пронзительная трель вывела меня из оцепенения, и я вдруг поймала себя на том, что сижу вытянувшись в струнку и напряженно смотрю в сторону прихожей. Разозлившись на собственную трусость, я заставила себя слезть с дивана и, беззвучно ступая босыми ногами по паркету, на цыпочках приблизилась к двери. Заглянуть в глазок я побоялась, памятуя о том, чем иногда заканчиваются подобные неосторожные поступки, поэтому просто замерла рядом с бронированной плитой, настороженно прислушиваясь к звукам на площадке. Оттуда не доносилось ни малейшего шороха, и от этого я еще больше занервничала. Возможно, я так и простояла бы до второго пришествия, не решаясь открыть дверь, только вдруг послышалось громыхание нашего допотопного лифта. Клацнула открывающаяся дверь, раздался задорный лай Тутсика, и послышался увещевающий голос его хозяйки:
— Успокойся, детка, не злись. Сейчас покушаем, поспим и снова пойдем гулять…
Быстро откинув цепочки, я просунула голову в узкую щель и огляделась. Никого, кроме соседки с ее непослушным питомцем. Похоже, видок у меня был еще тот, потому что хозяйка Тутсика замерла на месте и, крепко прижав к груди изворотливого малыша, внезапно севшим голосом просипела:
— Что-то случилось?
— Показалось, что в дверь позвонили. Вы по дороге никого не встретили? — смущенно пролепетала я.
Все еще глядя на меня круглыми глазами, она отрицательно помотала головой. Не желая провоцировать лишние кривотолки, я ободряюще улыбнулась, всем своим видом демонстрируя, что ничего необычного не произошло, а если ей чего и мерещилось, так я здесь абсолютно ни при чем. Уловка не сработала, и, медленно отступая к своей двери, соседка неуверенно пояснила:
— Внизу — никого, а наверх мы на лифте ехали.
«Могли в это время сбежать по лестнице, а могли подняться этажом выше», — мрачно подумала я, но проверять правильность своей догадки почему-то не хотелось. На всякий случай я еще раз лучезарно улыбнулась, и уже собралась было захлопнуть дверь, как соседка вдруг удивленно воскликнула:
