— Кто может назвать крупнейшую артерию и вену тела?
Когда на доске появилась таблица и несколько рук взметнулись в воздух, мистер Слокум с грустью подумал: «Какое ханжество». Он рассказывал им обо всех системах человеческого тела — сегодня они изучали систему кровообращения — за исключением одной: запрещенной, отчасти даже незаконной, чтобы говорить о ней в классе. Они могли говорить о генах и хромосомах, белых мышах и черных мышах, о размножении, спаривании и воспроизведении потомства, но только не о том, как эти гены передавались от одного живого существа к другому. Он снова зафиксировал свой взгляд на Марии, думая о перспективе рассказывать ей и ей подобным о репродуктивной системе человека, затем отвел от нее взгляд и прочистил горло.
— Артерии несут кровь от сердца, вены — к сердцу…
В то время как весь класс записывал слова учителя в тетради, Майк Холленд вновь думал о том, что произошло вчера вечером в его машине. Он бросил взгляд на Марию, которая была всецело поглощена лекцией Слокума, и понял, что она уже давным-давно забыла о вчерашнем происшествии. Почему девчонки были так устроены? Как они могли плакать и рыдать, как будто наступал конец света, а спустя мгновение хихикать, смеяться и строить глазки толстым малорослым учителям биологии?
Последним был урок физкультуры, и хотя сегодня планировалась только лекция, посвященная вопросам женской гигиены, девочки все равно вынуждены были переодеться в спортивную форму. Двести девушек сидели по-турецки на полу гимнастического зала, изнывая от жары и переминаясь с одной затекшей ягодицы на другую. Они смотрели наискучнейший фильм про менструацию, который им показывали уже, начиная с пятого класса, по меньшей мере раз десять. Потом в раздевалке, переодеваясь в уличную одежду, Мария слышала вокруг себя привычную болтовню.
Девочки обсуждали недавно увиденный фильм.
— Представляешь, заниматься этим с Уорреном Битти? — раздался визгливый голосок девушки по имени Шейла. Будучи одной из тех немногих, кто не считал нужным прятаться во время переодевания за дверку шкафчика, она стягивала с себя черные спортивные шорты и натягивала узкую юбку.
— Я видела этот фильм уже три раза и готова посмотреть еще столько же!
Мария сидела на узкой лавочке, которая тянулась практически вдоль всей раздевалки, и рассеянно снимала с себя безупречно чистые спортивные туфли.
— Натали Вуд правильно сделала, что отказала ему, — сказала девушка с пышным начесом.
— Я бы не отказала, — сказала Шейла, — кто бы смог устоять перед ним! К тому же посмотри, к чему привел ее отказ. К дурдому!
Мария посмотрела на Германи, которая поспешно переодевалась, и улыбнулась. Лучшая подруга Марии занимала соседний шкафчик и редко принимала участие в «раздевалочных» разговорах. Тихая, любящая заниматься самоанализом, имеющая весьма радикальные взгляды на жизнь, Германи Мэсси, как правило, озвучивала свои мысли только Марии.
Медленно раздевшись, Мария аккуратно свернула футболку и шорты до размеров небольших квадратиков и положила их в спортивную сумку.
— Они говорят о фильме «Страсть среди зеленых трав», — тихо сказала она.
— Я знаю, — сказала Германи, рассеянно запихивая грязную спортивную форму в папку с бумагами.
— Прямо прошлый век какой-то! Они говорят о сексе как о чем-то особенном.
Германи с грохотом закрыла шкафчик и начала расчесывать длинные черные волосы, которые ниспадали по плечам до самых бедер.
Мария улыбнулась и стала натягивать через голову платье.
— Все, о чем я могу сейчас думать, — сказала она, — так это об этой паскудной «четверке», которую я получила за доклад по французскому. Из-за того, как сказала эта подлюга, что я мало использовала сослагательное наклонение. А какое может быть сослагательное наклонение, черт подери, в докладе про соборы?!
Германи пожала плечами.
— Ничего, исправишь на экзамене. Тебе ли беспокоиться.
Пока Мария аккуратно наносила на веки свежий слой черной подводки, глядясь в зеркало на дверце ее шкафчика, Германи ждала ее, сидя на лавке.
Толпа в раздевалке начала потихоньку рассеиваться. То тут, то там с лязгом закрывались металлические шкафчики, и девочки торопливо расходились по домам. Уроков больше не было, поэтому многие ученицы задерживались, чтобы поправить прически и нанести капельки прозрачного лака для ногтей на «стрелки» чулок. Большая часть разговоров касалась предстоящего вечера и пятничных планов, которыми они делились между собой.
— Ты только послушай их, Мария, — сказала Германи, бросая в расшитую бисером кожаную сумочку расческу, — они все говорят о всяких там шманцах-обжиманцах в машине, как об огромном достижении. Держу пари, ни одна из них еще не рискнула дойти до конца. Они же трусихи. Держу пари, все они девственницы.
Мария бросила быстрый взгляд на подругу и вернулась к своему занятию. Германи Мэсси была прогрессисткой и битником, посещала вместе со своим молодым человеком, студентом-политологом, подвальные кафешки, чтобы послушать лишенные рифмы стихи, участвовала в политических митингах и экспериментировала в том, что она называла свободной любовью. Сидя на лавочке в своем объемном вязаном свитере, плиссированной юбке и черных колготках, Германи пролистывала страницы толстой книги.
— Я ее быстро прочитаю, Мария, — пробормотала она. Ее длинные черные волосы упали на лицо. — Боже, как тебе такое? Она называет это пистолетиком, умереть и не встать!
Закончив «рисовать» глаза, Мария закрутила бутылочку с жидкой подводкой и положила ее в маленькую косметичку, которую она хранила в шкафчике. Ее рука нащупала небольшой сверточек, скромно спрятанный в самом дальнем углу шкафчика, и на секунду она задумалась, что бы это могло быть. Затем, вспомнив, что это была прокладка, которую она хранила на «всякий пожарный», Мария нахмурилась и попыталась о чем-то вспомнить.
Но тут раздался голос Германи, который сбил ее с мысли.
В три часа Мария и Германи подошли к шкафчикам с верхней одеждой, где наткнулись на Майка и его друга Рика, одетых в футбольные свитера.
— Привет, Мария. Сегодня я не смогу отвезти тебя домой, извини. У нас собрание.
— Ничего, Майк. Я позвоню маме. Когда ты сегодня приедешь?
— Где-то после семи. Я обещал отцу, что почищу бассейн до выходных. Пока.
Мария задумчиво посмотрела вслед двум широкоплечим парням, которые тут же растворились в толпе учащихся.
Прежде чем выйти из здания, Майк и Рик нырнули в туалет, в котором было сизо от сигаретного дыма, и, забросив учебники на кафельную стену возле двери, направились прямиком к умывальникам. Они достали расчески, смочили их водой и начали расчесывать волосы. Майк посмотрел на отражение Рика в зеркале.
— Как вчера, удалось?
— Не-а. Мать Шерри не пустила ее вчера гулять, да и мне нужно было делать уроки. А как ты? Добился своего?
