Моника, из-за которой Бланка, собственно, и прилетела на Парк, напоминала небольшую серебристую рыбешку, хорошо прижившуюся в неволе: целеустремленно мечется по замкнутому пространству, раз за разом уклоняясь от хищников, красуется ухоженной чешуей и кокетливыми плавничками, как и положено образцовой аквариумной рыбе.
Бланке предстояло уговорить ее бросить это мероприятие и вернуться на Землю.
В детстве они были подружками не разлей вода, но потом, когда начался переходный возраст, Бланка так и осталась Бланкой, а Моника превратилась в отвязную девчонку, которая смотрит и слушает все самое модное и попсовое, любит потусоваться с нормальными отвязными пацанами, держится подальше от тех, кто не как все, и покупает только правильные товары, о каких сказано в рекламе.
После окончания школы они почти не общались. Если случайно где-нибудь встретятся – перебрасывались двумя-тремя фразами и разбегались по своим делам. Никакого взаимного интереса. Как будто находились в разных пространственно-временных слоях, на долю секунды сдвинутых относительно друг друга.
Несмотря на это, когда Моника сорвалась на Парк, чтобы стать героиней своего самого обожаемого реалити-шоу – и стала-таки, хотя конкурс был громадный! – ее мать именно Бланку попросила образумить и вернуть домой беглую подругу. Во-первых, понадеялась на сентиментальные воспоминания, во-вторых, знала, что Бланка не откажет.
Бланка не отказывала никому и никогда. Она не могла сказать «нет», о чем бы ни шла речь. Забросить все свои дела и слетать на Землю-Парк за подругой детства, попавшей в сети Мегареала – это еще цветочки. Бывало, что она соглашалась и на вещи похуже. Сколько народа ее поимело, и в переносном, и в буквальном смысле – счет давно перевалил за сотню.
Можно сказать, что у Бланки не все были дома, но с одной оговоркой: речь идет не об умственном расстройстве, а о психоэмоциональном. Ее постоянно мучило чувство вины, и она без возражений соглашалась на что-нибудь ненужное, трудоемкое, тошнотворное, лишь бы никого не обидеть и не спровоцировать разрушительные или болезненные для окружающих последствия.
Причина для этого была. Та самая история четырнадцатилетней давности, когда группа террористов применила психотронное оружие массового поражения. Бланка попала под удар вместе со своими совсем еще юными родителями – ролевиками-экстремалами Иваном Рехинесом и Марикой Ингер, состоявшими в гражданском браке.
В момент, когда это началось, Бланка сидела в палатке перед походным видеоплеером и смотрела мультик. Внезапно у нее появилось ощущение, словно она сделала что-то ужасное, непростительное – такое, отчего всем плохо, и стали вспоминаться поступки, за которые ее наругали… или не наругали, потому что никто не узнал, но все равно было нехорошо… Забыв о мультике, Бланка расплакалась, потом, размазывая по лицу слезы, бросилась к маме – сказать, что больше не будет.
Она хорошо помнила этот лагерь: разноцветные палатки, шатры и модульные домики, веселые люди в причудливых фэнтезийных нарядах, много оружия – по большей части бутафорского, для игры, но было, на беду, и настоящее.
Вокруг расстилалась каменистая пустошь, торчали невысокие скалы – словно блеклый карандашный набросок, и возле них грелись на солнце ящерицы, да еще виднелись в сияющей дали заросли кустарника, усыпанного мохнатыми пепельными цветами. Невзрачные и лишенные запаха днем, после наступления сумерек эти цветы начинали нежно мерцать, испускали сладкий аромат, и казалось, что их чашечки сделаны из зеленоватого стекла. Ночью там было красиво… Страшное случилось днем, при свете слепящего солнца, зависшего посреди тускло-голубого полуденного неба.
Выскочив из палатки, зареванная Бланка увидела маму с папой. Мама стояла на коленях и давилась рыданиями, а папа хрипел и корчился на земле, живот у него был распорот, оттуда выползало что-то страшное, окровавленное, похожее на клубок влажно поблескивающих червей.
Иван Рехинес сделал себе харакири на японский манер. Возможно, его удалось бы спасти, если бы кто-нибудь догадался воспользоваться силарским стазером – для организма, погруженного в стазисный сон, время останавливается. Но это мог бы сделать человек, не потерявший головы, а со всеми обитателями лагеря творилось одно и то же – кто бился в истерике, кто пытался тем или иным способом покончить с собой, кто оцепенел, раздавленный сознанием собственной вины.
Бланку тошнило. Повизгивая, как смертельно испуганный детеныш животного, она заползла на четвереньках обратно в палатку. Это она виновата в том, что происходит вокруг, все из-за нее, потому что плохо себя вела… Забившись в угол, она съежилась, спрятала голову под ворохом одежды. Доносившиеся снаружи крики и плач перемешивались с веселыми восклицаниями персонажей мультфильма, который так и крутился, потому что плеер никто не выключил.
Потом это чувство нестерпимой, сокрушительной вины схлынуло, оставив горький привкус во рту. Бланка еще не знала, что все закончилось. Заточенный, как бритва, клинок уже рассек кабели, соединявшие шлем на голове главного экспериментатора с усилителем, и террористы начали один за другим умирать.
Они учли все, кроме сущей мелочи: что будет, если излучение на кого-то не подействует? Пусть только на одного человека – но если этот человек окажется боевым киборгом и вдобавок догадается об эксперименте… Тогда будет полный финиш.
Умирали они так же страшно, как совершивший харакири Иван Рехинес. Фрагменты разрубленных тел и вывалившиеся внутренности оперативники из Космопола собирали потом по всему коридору, ведущему к спасительной двери в ангар. Уйти удалось двоим – главарю, которого позже выследили и ликвидировали военные, и девчонке-террористке, ее до сих пор не нашли. Бланка решила, что убьет ее, если встретит. Решение умозрительное, из разряда очень больших «если»: вряд ли Бланка сможет кого бы то ни было убить, и тем более вряд ли находящаяся в галактическом розыске преступница, давно уже не девчонка, ни с того ни с сего перед ней раскроется.
Но это все потом, а тогда она вылезла из палатки и снова увидела своих родителей. В ноздри ударил тяжелый острый запах. Мама, в шортах и забрызганной кровью майке, сидела около затихшего папы, скорчившегося на боку посреди темно-красной лужи. Длинные пепельные волосы падали на лицо Марики Ингер, заплаканные глаза диковато поблескивали, подбородок дрожал.
– Надо стазер! – сказала она хриплым шепотом, увидев Бланку. – У кого-то же есть, надо попросить… Смотри, он пока заснул, ему не больно!
Какой там стазер… Иван Рехинес умер от потери крови. Бланка подобралась к маме, прижалась головой к ее теплому бедру и зажмурилась, твердя про себя: «Я больше не буду, только пусть все опять станет в порядке…»
Обеих забрали в больницу. Бланку через полгода выписали, отдав на попечение бабушек и дедушек, а Марика до сих пор находилась там, тихая, потерянная, похожая на медленно увядающее растение.
Бланку так и не смогли разубедить в том, что каждый ее неосторожный шаг становится причиной драм и катастроф. Да, конечно, все она понимает, но пусть ей докажут, что извилистые причинно-следственные цепочки не связывают воедино ее поступки и бедствия, происходящие где-то за горизонтом! Это нельзя ни доказать, ни опровергнуть. А уж если кто-нибудь скажет: «Мне будет очень плохо, если ты не сделаешь то-то и то-то» – здесь вообще раздумывать не о чем.
