Сегодня только я знаю эту потрясающую истину. Если дослушаешь до конца, то и ты, мой самый давний и дорогой друг, станешь хранительницей поразительной тайны, которую триста лет ревниво охраняли французские короли. Во имя этой тайны погибли сотни людей. Но она может спасти миллионы. Это зависит только от тебя.
В английском языке немало общеизвестных французских словечек и выражений. Например, «рандеву» для обозначения нежных встреч. «Невеста», «кафе». Но мое любимое – «cherchez la femme». Эту фразу знают даже пуэрториканцы-таксисты в Нью-Йорке. В ней много правды. В начале всего всегда оказывается женщина… Даже в моем случае… Моя личная жизнь, столь благонравная и пресная, никогда не интересовала прессу. Так вот, даже в ней достаточно найти «ту самую» женщину – тебя, – чтобы вывести меня начистую воду.
Все началось 11 сентября 2003-го, то есть почти два года тому назад. Незабываемый день. Амелия упрекала меня в том, что я не остался в США на мероприятия в память атаки на Мировой торговый центр. Не хватает патриотизма, говорила она. Я думаю, жена никогда не понимала, что я люблю свою страну по-своему. Правда, я ни во что не ставлю гимны, огромные знамена и маленькие флажки со звездочками, как многие наши соотечественники. Как и не люблю, когда толпа идиотов одновременно сходит с ума. Поэтому ненавижу спорт. Исключение – немного плавания и бег по утрам.
Так вот, в то утро, когда все началось, я отправился на пробежку в парк Версаля. Нет в мире места красивее. Если видел, как первые лучи солнца пробуждают фонтаны, статуи, вековые деревья; если видел, как первые тени вытягиваются на Зеленом ковре и как их движущиеся контуры пересекают аллеи; если видел, как вечером Аполлон горит в красном закате, этого не забудешь. И вернешься. Придешь зимой в Деревню Королевы. Летом в толпу туристов на Зеркальном партере. Версаль – магнит. Любовница. Наркотик. Даже если мое пребывание во Франции расписано по минутам, а так всегда и происходит, я встану в пять утра, чтобы пройтись по любимым дорожкам, по следам «короля-солнце».
Как обычно, я поселился в отеле «Трианон Палас» под чужим именем. Вынужденная мера, потому что мою фамилию, к сожалению, часто узнают – даже во Франции, где пока еще иногда я могу находиться инкогнито. Было свежо, на Большом канале стоял легкий туман. Я шел широкими шагами.
«Двадцать километров в час! Слишком быстро, помедленнее!»
Электронный голос в беспроводных наушниках, подключенных к ботинкам, сообщал мне длину пройденного пути, среднюю скорость… и, конечно же, количество сожженных калорий. Так нужно: уже несколько недель Амелия давила на меня из-за моего веса. Она не упускала возможности напомнить о том, что я поправился. Заявляла, что последнее время я слишком часто пренебрегал бегом и плаванием. И была права.
Воздух, наполненный влагой, разносил запах мокрой травы – запах особый, не деревенский и не городской. Через 10 минут я оказался перед фонтаном Аполлона и, как всегда, не мог не восхититься силуэтом молодого бога Солнца, с поводьями в руке, рассекающего воду на своей колеснице, запряженной четверкой, окруженного тритонами и морскими чудищами. Скульптуры Тюби, горящие всеми огнями в лучах солнца, очаровывали многих. И меня, признаюсь в этом, – почти против моей воли.
Я продолжал подниматься к Большой Перспективе: Зеленый ковер, этот длинный аккуратно оформленный газон, по краям которого стоят статуи; фонтан Латоны, гигантский бассейн которого несет в самой верхней части мать с детьми, цепляющимися за фалды ее платья. Позади – Сто ступеней, затем дворец – против света. И везде, везде – тени королей, королев, императора, людей науки и искусства. Какое удовольствие – каждый раз! Силиконовая долина со своими банальными домами, выстроенными вдоль шоссе 1; Манхэттен со своими офисами, подвешенными к облакам; Бостон с огороженными участками серого цвета, среди которых двадцать лет назад я решил разместить штаб-квартиру «Контролвэр», – все это было так далеко… Америка с городами без истории, парками предприятий, память которых уместится на двух дискетах. Здесь, в величественных анфиладах, я чувствовал, как во мне растет удовольствие от прикосновения к Истории. В тот момент она казалась историей всего мира.
На партере Латоны я остановился передохнуть перед статуей любимой жены Юпитера.
«Упражнения для головы!» – Голос электронного тренера приказал мне сделать несколько поворотов головы, чтобы расслабить мышцы шеи. Я всегда делаю эти упражнения очень тщательно, это ты не придавала им значения, когда мы бегали вместе. Мой подбородок прочерчивал в воздухе десятый круг, оставалось только повторить вращения в другую сторону, когда я заметил, что нахожусь здесь не один.
В нескольких метрах от меня человек рулеткой обмерял диаметр фонтана Ящериц. Точнее, северной группы, потому что на партере Латоны есть два фонтана Ящериц, расположенных на равном расстоянии от нее. Мужчине было лет тридцать. Очень высокий, нескладный, с острым профилем и светлыми волосами, которые редкими прядями падали на шею. Я наблюдал за ним несколько секунд. Поскольку фонтан круглый, протянуть рулетку по окружности было трудно. Метод меня поразил: ты отлично знаешь, сегодня есть уже не столь примитивные приемы измерения. Даже во Франции.
– Добрый день!
– Добрый!
Молодой человек выпрямился и посмотрел на меня, явно заинтригованный. Узнал?
– Могу вам помочь?
– Да, спасибо, спасибо… Вы не подержите рулетку? Там, с краю?
Я присел, прижав ленту большим пальцем. Позже я узнал, что мужчина хотел измерить расстояние между фонтаном Латоны и боскетом,[3] который тянулся вдоль левой стороны королевской аллеи, а для этого надо было пересечь фонтан Ящериц.
– Вы один из садовников при замке? – спросил я. – Или присматриваете за фонтанами?
– Не совсем.
– А можно спросить, чем вы занимаетесь?
Я спрашивал по-английски. Конечно, по-французски я говорил намного лучше, чем в университетские времена. Ты обязательно сказала бы: «Все благодаря мне!» Да, несомненно, благодаря тебе, нашим «предрассветным часам», когда мы потягивали вино после занятий любовью и ты говорила со мной по-французски, оправдываясь тем, что слова любви тебе легче произносить на этом языке… Но на самом деле, уж прости, успехов во французском я добился благодаря репетитору, с которым занимался уже после нашего расставания. Теперь я с удовольствием говорю по-французски, но, ты же меня знаешь, я ненавижу неточности.
Мужчина выпрямился и ответил на хорошем английском:
– Вы очень любопытны… Как все американцы…
Я промолчал. Парень казался мне странным, и мне хотелось побыстрее уйти. Он вздохнул и все же ответил: